— Валерий Павлович, не время и не место для таких вопросов. Вы человек военный, понимаете. Здесь площадка подойдет?
— Кончено… Я не про это. Понимаете, здесь же никто раньше не летал! Ни наши, ни американцы, никто! Никто не мог делать съемку!
— Валерий Павлович, есть вещи, о которых будут всем рассказывать ну разве что лет через двадцать.
— Так точно, понял… Спасибо вам!
Чкалов метнулся с картой к штурману; похоже и на того легкий, полупрозрачный кусок материи с очертаниями поверхности земли произвел впечатления больше, чем вид летающей тарелки. Все же после нескольких многозначимых восклицаний они привыкли к ситуации, как к данности; вернувшись, Чкалов посетовал Ковальчуку:
— Двадцать лет! Через двадцать лет с меня, как со старого коняки, уже подковы сдерут. Буду летать по билету из Москвы на Минеральные воды.
"Где-то я уже слышал похожее", машинально отметил Виктор, а вслух заметил:
— Никогда не надо отчаиваться. Вон, Маресьев вообще без ног летал.
— Какой Маресьев?
"О, черт, Маресьев вообще уже летает? Если, конечно, стал летчиком"
— Это в первую мировую было, — поправил Ковальчук, — и без одной ноги, а не обеих. Фамилию только не помню. На "Фармане" летал.
— Ну так что "Фарман"? Этажерка.
— Но вы же со… сокол из волжских. Так что через двадцать лет, кто знает, может, еще рекорды ставить будете.
"Не дадим, не дадим ему погибнуть! К осени уже поликарповский заморозят, силы перебросят на яковлевский для малоподготовленных пилотов и на лавочкинский, для асов, со "звездой" от бомбера. Там должно проще пойти."
— Ничего, если мы разомнемся? — спросил Ковальчук, когда шум двигателя стих и самолет замер там, где в этой реальности еще не ступала нога человека. — По родной земле наконец-то походить.
— Можно. Бежать тут некуда.
— Если какая помощь нужна, позовите.
— Да ничего. Сами справимся.
— Ну вот, Виктор Сергеевич, — заметил Ковальчук, когда они слегка отдалились от самолета, — мы с вами первые люди в этих местах… Только на повестке дня у нас теперь вопрос такой: надо изменить курс, чтобы попасть к точке перехода. Варианта, как вы понимаете, у нас опять два: уговорить Чкалова — а на этот раз ничего не получится, так как у него приказ, — или захватить самолет. Самоликвидатор я уже незаметно обезвредил. Какие будут мнения?
— Ну неужели ничего нельзя придумать, кроме захвата?
— Ну попробуйте придумать. Время еще есть. Если ничего не придумаете, остается захват. Все будет аккуратно, героический экипаж не пострадает.
— Я буду думать.
— Хорошо. Я напомню, когда подойдем ко времени принятия решения. Да, нам машут, видимо, будем взлетать.