В это время в «Астории» еще можно было хорошо пообедать. Деньги у меня были, и я заказал несколько блюд позамысловатее, взял бутылку грузинского красного вина.
Сначала у нас завязался анкетный разговор. Столько лет ведь прошло: я многого не знал. А теперь узнал, что Вера окончила строительный техникум и служит в проектном бюро, что бабушке ее семьдесят лет, что мать ее с братом уехали в Новосибирск, что отец умер.
Вера раскраснелась, оживилась — удивительно приятно было на нее смотреть.
— Все я понимаю, Верочка, одного не пойму: зачем вы остались? — спросил я в мучительной тревоге о том, что, вероятно, она осталась ради какого-то близкого ей человека.
— Не хочу бросать дом, уезжать куда-то, и бабушка наотрез отказалась, говорит: «Все равно где помирать...» А знаете? — Вера подняла глаза, — может быть, и не в этом дело... Даже наверное не в этом! Только не смейтесь надо мной. Хорошо? — Она приблизила ко мне лицо и доверчиво вполголоса заговорила: — Хочется сделать что-то очень важное, очень нужное... Вот пойду на фронт, как другие... Нет, не могу я уехать, лучше полы в госпитале мыть! И не верю я, что с Ленинградом что-нибудь случится! Не верю!
— Верочка, — сказал я, — это правда, получше, если здесь останется поменьше народу... — а подумал, что у нее, конечно, никого нет, кроме бабушки, и от этого мне стало жарко и весело.
За соседним столиком толстый человек с обрюзгшим, оливковым от загара лицом ел ветчину, густо намазывая ее горчицей.
Я показал Вере на него глазами и спросил:
— Как вы думаете, кто этот человек без шеи за соседним столиком?
— Инженер-железнодорожник, — ответила она не задумываясь.
И мы начали перебирать всех сидевших вокруг и угадывать, кто эвакуируется, кто остается, кто идет в армию, и могли бы, вероятно, так бездумно болтать очень долго, но обед подошел к концу, пора было уходить, а мы все сидели за столиком. Наконец я расплатился и предложил Вере посмотреть мой номер.
— Очень смешной номер, — сказал я, просто так, чтобы что-нибудь сказать.
И это было, вероятно, глупо, но я хотел сказать, что не могу с ней расстаться, и думал об этом. И мне кажется, она понимала то, что я думал. Минуту Вера была в нерешительности, а потом согласилась:
— Номера-то все одинаковые, — сказала она. Может быть, она хотела пошутить?
Я спросил:
— Заказать вина наверх?
Она не ответила, и я заказал.
Мы поднимались в лифте молча. Когда вошли в номер, Вера на мгновение остановилась у двери.
— А мне не нравится ваш номер, — сказала она вдруг очень серьезно и сухо.
— Посмотрите в окно: Исаакий, садик, вся площадь... — я очень боялся, что она уйдет.