Рысь (Политова) - страница 38

— Чего боялась?

— Того, что ты спросишь то, о чем спросил.

— Такая мрачная тайна?

Он хохотнул.

— Нет в общем-то. Просто ты нормальный человек, я нормальный человек. Нам это трудно понять.

Я смотрел на него и просто хлопал глазами. Рике было двадцать девять, значит мальчику не могло быть больше тринадцати. Но я чувствовал, что разговариваю с человеком старше и мудрее меня. Этого не могло быть!

— Ты ее родной сын? — Неожиданно вырвалось у меня. В этот момент затрезвонил телефон. Я взял трубку. Мой чернокожий друг заорал, что у нас съемка через двадцать минут и все давно собрались и ждут меня. Я едва понял, что он имеет в виду. Разговор с Владимиром напрочь выбил меня из реальности.

— Мне надо на работу, — пробормотал я, кладя трубку. — Мне очень жаль… Хочешь, можешь остаться, я вернусь через пару часов.

— Не, мне в школу. Я и так косанул первые уроки. Да мы еще увидимся, сам понимаешь.

Уже в дверях он сказал мне:

— Все будет хорошо. Насчет нашей родни ты не парься, никогда не ходи туда когда меня там нет, у матери спрашивай. А при мне они как котята. Если постараешься, тоже сможешь их держать в кулаке. Кстати, у тебя жевачки нет?

Весь день я летал. Казалось, мальчишка зарядил меня своей энергией. Хотелось просто двигать горы! После рабочей съемки я, впервые за последние пару лет, взял свой старый "Никон" и поехал на озеро. Мне непременно захотелось снять закат. Так, как я давно собирался. Весна била по мозгам со страшной силой. Я бродил один возле воды, испробовал десятки ракурсов и дождался самого прекрасного в моей жизни заката. Мой свадебный подарок Рике, этот закат, который я поймал навсегда, он будет висеть над нашей кроватью. И напоминать мне об этом дне, когда я понял, что люблю ее, люблю такой, какая она есть. Такой, какой ее любит Владимир. Всего несколько минут, проведенные с ее сыном полностью поменяли мое отношение к ней. Так почему же она не показала его сразу…

Я жил теперь вполне сносно. У меня была комната на чердаке, даже маленькое замызганное окошко под потолком имелось. Если хорошенько подтянуться, цепляясь за бревна, можно было в него заглянуть и увидеть крышу соседнего дома. Я спал на груде старых книжек и тетрадок. Пыль весь день столбиками плясала в лучах света, проникающих в мое оконце. Наверное мне в воду для питья подсыпали что-то успокаивающее или может даже наркотики. Потому что я дни напролет способен был тупо следить за столбиками пыли и ничто другое меня в общем-то не беспокоило. Пить хотелось постоянно, воды давали мало, поэтому бороться с отравой путем воздержания не получалось. Должно быть, у меня была слабая воля, совсем не такая как у парней из фильмов. Да, Рика была права. Я был не герой. Вот так валяться постоянно и ничего не предпринимать мог только негерой. Ночью я не пил, поэтому под утро мое сознание немного светлело и я начинал размышлять активнее. Тема побега меня перестала волновать сразу после того как я обнаружил в первый день чердачного существования, что новое это помещение сделано на славу. Может и был какой-нибудь способ отсюда выбраться, но мне он в голову так и не пришел. Но не только из-за этого у меня опускались руки. Рика была права: помня тот случай, вокруг которого Степан Даренский строил свое расследование, когда отправлялся в эти края, я не имел права питать иллюзии. Там был какой-то парень, который сбежал из плена и ломанулся к местным ментам. К ментам он сумел добраться, но больше его живым уже никто не видел. Таковы были непроверенные слухи. Их-то и попытался проверить в своей опасной командировке брат Рики. Его тоже больше никто не видел живым. Нашей с Рикой тюрьмой был не этот дом и чердак, нет. Нашей тюрьмой была эта деревня и, быть может, вся эта маленькая горная страна. Они, все жители здесь, были повязаны древними нитями крови и религии. Нам, славянам, никогда не осознать этой связи до конца. Мы слишком ассимилированы, слишком космополитичны по своей натуре. Да мы и не пытаемся понять… Вот и пропадаем без следа в этой забытой нашим богом стране. И все же, зная, что шанса выжить, ожидая помощи, у меня и у Рики практически нет, я бы все равно предложил ей попробовать бежать. Один я не мог — наверняка даже любовник не спас бы ее, если бы я сбежал. Но Рика ни за что не соглашалась. За последнюю неделю она приходила ко мне пару раз, но даже слышать не хотела о побеге. Я стал верить, что она действительно хочет остаться. Я не знал, как продвигаются дела с выкупом, похоже никак. И не понимал, почему я все еще жив. Странным было то, что наши хозяева не провели параллели еще между Рикой и Степаном Даренским. Это было просто непостижимо! Да, у Рики была моя фамилия, но ведь как-то они должны были связаться с родственниками и понять, что к чему. Происходило что-то странное. Глупо было надеяться, что Степан был похищен какой-то другой бандой и информация о нем была не известна нашим хозяевам. Я не был уверен, что наши с Рикой разговоры не подслушиваются и поэтому не мог ей задать эти вопросы. Хотя наверняка ей было что-то известно. Однажды Руслан вывел меня в сад и позволил встретиться с Рикой под раскидистой яблоней, довольно далеко от дома. Сам отошел и возился с поленницей, собака уселась рядом со мной и не сводила глаз. Когда Рика пришла, я сразу спросил ее вполголоса, могут ли нас прослушивать. Она уверенно покачала головой.