— Вэ — Вэ — Ка, — отчетливо и раздельно повторил папа, глядя с надеждой на Костю. — Мои инициалы. Виктор Викторович Костров. Зеленый такой еже… А что это ты такой зеленый? Что случилось? Голова не болит?
— Ничего у меня не болит, — опять буркнул Костя. — Не видел.
— Ну ладно… Куда это его мама запропастила? Убрала небось. Вечно эти уборки, после них не найдешь ни черта…
Недовольно бормоча себе под нос, отец удалился.
А Костя так и просидел в ступоре еще с полминуты. Потом медленно отвернулся и уставился в окно. Только и окна он теперь не видел.
"Вэ Вэ Ка, — крутилось у него в голове, — ВэВэКа".
"Это как же так? На отцовском еженедельнике Вэ Вэ Ка и в записке у Глобуса Вэ Вэ Ка… — Костя быстро выдвинул верхний ящик письменного стола и достал Глобусов журнал. Нашел конверт. — Ну да, точно! Вэ Вэ Ка! Что же это значит?!"
Он боялся даже предположить, что это значит. Только чувствовал, что ему нехорошо, так нехорошо, как еще не было никогда в жизни.
Вновь скрипнула дверь. Костя лихорадочно схватил со стола Митькин журнал с запиской и как попало запихал их в стол.
— Ты чем тут занимаешься? — послышался подозрительный мамин голос.
— Уроки учу, — выдавил из себя Костя. Он так испугался, что его даже немного мутило.
— Да ты глянь, глянь на него, — в комнату опять просунулся папа, — зеленый весь. Ты лоб у него пощупай. Не заболел ли?
Мама подошла и прикоснулась губами к Костиному лбу. Он не стал отшатываться.
— Нет, температуры вроде бы нет, — озабоченно сказала она. — А голова не болит?
— Болит немного, — Костя словно ухватился за брошенный ему спасательный круг.
— Может, полежишь?
— Не знаю. А уроки?
— Отдохнешь и сделаешь или завтра встанешь пораньше. Что ты с больной головой нарешаешь?
— Ну ладно, — Костя встал из-за стола, — только ты меня подними.
— Подниму, подниму. Ложись.
Костя лег поверх покрывала. Родители вышли из комнаты, но мама почти тут же вернулась и укрыла его пледом. Еще раз поцеловала в лоб, а он ее в щеку.
— Ты что, плачешь? — тревожно спросила мама.
— Не-ет, — возмущенно ответил Костя. Он и не думал плакать.
— Ну полежи, может быть, уснешь. Мама опять вышла из комнаты и тихо притворила за собой дверь.
— Перезанимался, наверное, — услышал Костя приглушенный отцовский голос. — Нагрузка в лицее все-таки очень большая.
— Наверное, — согласилась мама. — Может, не надо было его туда переводить?
Теперь их голоса звучали согласно и по-доброму. Сразу стало тепло. Никто не ругался, не гремел посудой, не хлопал дверьми. Тихо и тепло. "Всегда бы так", — подумал Костя.
Вот только в его душе места покою больше не было. "Уснешь", — сказала мама. Уснешь тут, когда в голове такой сумбур, что даже мысли спутались в единый клубок, как змеи в гадюшнике. Неужели автор этой записки — его отец? Не может быть! Что за тайны у него с Глобусом? Какие у него могут быть с Глобусом тайны? И все же. И все же…