На старуху Костыля вывел Доронькин. У неё хранилось немало старинных вещей, которыми она очень дорожила. Из старинной дворянской фамилии была бабуся, некоторые предметы принадлежали видным деятелям прошлой эпохи. Продать? Да упаси Бог! К ней кто только не подкатывал с подобными предложениями.
Доронькин, проведя разведку, решился на гениальный ход. Устроил так, что с бабкой его познакомила женщина, которой старуха доверяла. Как ему удалось этого добиться — большой секрет, Шигину об этом не докладывали.
Славик, как ни странно, умел находить общий язык с пожилыми дамами. Он обхаживал старуху, как мог, стараясь не переборщить. Но волновался напрасно: недоверчивая владелица антиквариата была покорена.
Потом пришло время включать в игру Шигина.
Доронькин заранее запасся нужными бланками и печатями, где его компаньон фигурировал как директор несуществующего музея. Липовые документы сработали, у старухи отпали последние сомнения.
«Память о ваших замечательных родственниках, выдающихся людях эпохи должна сохраниться на века», «Никто не забыт и ничто не забыто!» — внушал старухе. Он был убедителен, пожилая женщина и вправду решила, что хранившиеся у неё вещи должны стать достоянием народа. Тем временем Доронькин подсчитывал стоимость антикварных предметов.
Словом, операция была проведена блестяще, с фантазией. Часть вещей была реализована за границей через дилерскую антикварную фирму в Нью-Йорке, которой заправлял приятель Доронькина Борис. Другая часть антиквариата осела в России у людей небедных.
Костылю в этой истории не нравилось то, что все «музейные» документы были оформлены на него. Случись что, шевелилась подленькая мыслишка, Доронькин в стороне, а он в ответе.
Славик успокаивал его:
— Чего волну гонишь? Старуха не сегодня-завтра помрет, она не встает уже.
«Не встает, — волновался Костя. — А если все же поднимется, что тогда?»
Иногда на трезвую голову думал о том, что Славик и его обошел, как ту нелепую старуху. Шеф до сих пор с ним сполна не рассчитался за выгодное дельце, все обещаниями кормит.
Сейчас, сидя на лавке в скверике рядом с Николаем, Костыль шкурой почувствовал опасность.
— Не гони «пургу», — сказал он, пытаясь придать голосу уверенность и развязность.
— Брось свои блатные закидоны, — остановил его Першин.
Костыль задумался. Чем дольше он думал, тел злее становилось его лицо.
— Ну что, разговор у нас будет? — повторил вопрос Николай.
— Будет, — решился Костыль. — Только я тебе ничего не говорил, и ты меня вообще сегодня не видел.
— Конечно, не видел, — согласился Николай. — Все, что скажешь, останется между нами.