— Мы ничего не можем поделать?
Харли покачал головой.
— Я готов добиваться его освобождения всеми силами, но на это требуется время. Если б только можно было обратиться к королеве.
— А почему бы и нет?
— При официальном визите склонить ее к моему образу мыслей не удастся. Надо установить с ней отношения… такие, как у Мальборо.
— Ему ведь помогает герцогиня.
— Да, и Анна души не чает в этой женщине. Найти б кого-нибудь, способного похлопотать за меня, как она за мужа.
— Другой королевы Сары нет.
— И слава Богу. Меня удивляет, что она остается в любимицах королевы. Смотри-ка. Толпа расступилась. И все молчат. Обычно в подобных случах стоит такой гам, что не расслышишь собственного голоса. Странно! В чем же тут дело?
Оба молчали, пока Дефо усаживали в колодки. Выражение его лица было спокойным; казалось, он не боится толпы и нисколько не раскаивается.
Это было в высшей степени необычно. Позорный столб обступила группа мужчин с дубинками.
— Слушайте, — сказал один из них, — это наш Даниэль. Если кто вздумает хоть пальцем его тронуть, получит по башке. Понятно?
— Да, — заревела толпа. — Понятно.
Кто-то поднял кружку пива и крикнул:
— Доброго здоровья тебе, Даниэль, и долгой жизни!
Толпа подхватила этот крик.
Сент-Джон и Харли переглянулись. Последний расхохотался.
— Клянусь Богом, — воскликнул он, — толпа на его стороне.
Жаркое июльское солнце нещадно пекло голову арестанта; он явно чувствовал себя неважно; однако глаза его светились признательностью — он понял, что люди настроены к нему дружелюбно.
К позорному столбу бросили букет роз. Две девушки подбежали и украсили его венками. Один человек подошел с кружкой пива и поднес ее Даниэлю ко рту.
— Да благословит тебя Бог, Даниэль! — крикнул кто-то в толпе.
— Да, — поднялся крик, — мы на твоей стороне, Даниэль!
К Сент-Джону и Харли подошел продавец книг.
— Купите балладу Даниэля, сэр. Купите. Человек он хороший, и ему надо кормить семерых детей.
Харли купил стихи и жестом велел Сент-Джону сделать то же самое.
Когда продавец отошел, Харли сказал:
— Такого еще не было. Даниэля потом уведут в Ньюгейтскую тюрьму. Но вот посмотришь, я добьюсь его освобождения.
Приверженцы Дефо прибывали, и толпа становилась все шумнее. Охрана у позорного столба удвоилась, и если б кто-то посмел бросить в Даниэля что-нибудь, кроме цветов, то почти наверняка поплатился бы за это жизнью.
— Оставаться незачем, — сказал Харли. — Даниэля не дадут в обиду.
Когда они отошли, он заглянул в стихи и прочел вслух:
К позорному столбу поставили его,
Хоть не смогли найти вины на нем,