Правда, данные на Серёгина контрагента он с них стребовал. И что-то там дальше было с тем поставщиком. Неприятное. Ибо это крайне болезненная процедура, когда тебе ломают коленные суставы…
Они потом ещё несколько раз встречались с армянином на квартире того в Матвеевском. Чем-то Виктор был ему интересен. Что-то их связывало. Незримое. Эти самые миры их, видно, оказались чем-то близки. Не тождественны, чтобы оказаться знакомыми. И, следовательно, не интересными. А именно близки.
И армянин что-то брал из мира Виктора, хотя тот так и не понял, что именно искал там тёртый и мощный этот дядька.
Нет, никаких совместных дел он никогда больше не предлагал. Может быть, зря: Виктор рос, ломал неподатливый гранит бизнеса, уже не доверяя ничему, кроме собственных мозгов и — немаловажно — собственных глаз и ушей. Но и он со своей стороны ничего не предлагал армянину. Поскольку чувствовал, видел и понимал: не будет тот с ним больше работать. А вот общаться, пить замечательный коньяк, открывать миры друг друга — это пожалуйста, это с удовольствием.
Пока однажды армянин не исчез…
Просто исчез. Без слов. Без извещений. И сообщений прессы. Например, об очередном заказном убийстве…
* * *
Нет, мистикой Виктор не увлекался, но уж больно много похожего оказалось между его детской попыткой продать Богу не отягощённую нужными тому ценностями душу и — не менее детской попыткой продать армянину не имевшиеся в наличии компьютеры. Уж больно много общего между поведением того и другого! Оба не взяли того, что им по глупости было предложено — жизнь. Но оба и не отвергли его окончательно: армянин со своим острым и жёстким, но в то же время заинтересованным и мудрым взглядом, и Бог, который тоже чем-то, видимо, заинтересовался в нём, Викторе.
Во всяком случае, что-то — или Кто-то — помогал ему в дальнейшей жизни. Точнее, помогал принимать решения. Кажется, даже подстилал соломки при падениях. Во всяком случае, дойти до Рублёвки, не будучи ни чиновным выскочкой, ни вором-олигархом, дойти только и исключительно собственным ножками — такое немногим дано. Некоторым спортсменам, артистам, некоторым популярным юристам. Паше там Астахову… Немногим.
Но в семейные дела Бог не вмешивался.
И там как-то незаметно накапливалась… усталость? Да нет. Тина какая-то. Ил.
Не то, чтобы Виктор отводил семье такую уж большую роль… Да, семья — это мир… но лишь один из многих. Немаловажный, но и не единственный. В конце концов, это всего лишь жизнь с всего лишь женщиной. А женщин он познал в своей жизни немало.
Правда, с Настей было иначе. Настю он любил. Особенно после той неожиданной встречи на 'Баррикадной'. Которая разожгла снова то недоигранное, недолюбленное, что связало их ещё на студенческой скамье. Студенческая любовь! Надо же! Он и не думал, что она может вспыхнуть снова — да ещё с такой пожирающей, как говорят, страстью.