Что бы тебе сейчас ни мешало, надо знать одно. Человек — действительно создан по образу и подобию Бога. Потому что оба — творцы. Свободные творцы. У человека только инструментов поменьше. Потому что он меньше механизмов реализации первоматерии открыл. И это причина, по которой никто не сможет тебя вылечить…
Сердце бухнулось в желудок.
— …если ты сам не захочешь. И прежде всего — стать творцом. Себя. Для чего взяться за поиск, налаживание, заточку инструментов творца. Которые опять же лежат внутри тебя.
Помолчали. Антон пытался осмыслить то, что он сейчас узнал.
— То есть я должен научиться делать то же, что Бог?
— Только маленький, — ухмыльнулся дядька.
— Возможно ли? Я не то что не Бог — я и человек-то слабый…
'Али-Баба' поглядел на него с хитрецой:
— Человеки — это спящие боги. Их только нужно разбудить.
Помолчал, снова подвигал бородой.
— По крайней мере, тех, кого можно…
— А меня… — спросил Антон с пересохшим горлом. — Меня… можно?
Энергофизик посмотрел на него внимательно и тепло.
— Тебя… Тебя — нужно!
* * *
Удивительно, как чётко я их понимаю сегодня, моих родителей! Если бы и мог их в чём упрекнуть, то, пожалуй, лишь в том, что не ходили к психотерапевту. Конечно, мне уж теперь не узнать, кто внёс больший, кто меньший вклад в тот разраставшийся семейный невротизм. Подозреваю, что и мой вклад был тоже немаленьким. Не много радости от постоянных проблем с болезненным мальчишкой — тихим, но упрямым. Слабым, но впадающим в приступы ярости. И очень, даже очень — себе на уме!
Иное дело, что я… Я был результатом их неумения и нежелания понять и приспособиться друг к другу. И раскрутили маховик взаимных претензий до состояния, когда он не мог не сокрушить семью, всё-таки они. Но это не вина их. Это их беда. Они не понимали, что с ними происходит, что их гложет. Они не слышали друг друга. У всей страны не было тогда психотерапевтов! Она ещё достраивала коммунизм, и все психологические проблемы предлагалось решать запросто: трудовым энтузиазмом — или институтом имени Сербского. То, сколько судеб можно было спасти одним лишь вполне обыденным сегодня разговором с психотерапевтом, просто не учитывалось.
И именно из-за этого, чтобы хоть как-то компенсировать ошибки, сделанные тогда моими родителями и моей страной, я так решительно захотел спасти семью Насти и Виктора. Здесь, на Рублёвке, и без того слишком много жертв собственных и привнесённых неврозов. Слишком много хрустит под ногами осколков семейного счастья, разбитого глупыми изменами и большими деньгами. И потому стоит постараться склеить вновь хоть один красивый союз. А их — Насти и Вити — союз был красив.