— Подержите кто-нибудь бинокль. Мне понадобятся обе руки.
Чья-то рука подносит окуляры к моим глазам, я держу пальцы сцепленными перед грудью — поза наибольшей концентрации, — чувствую, как где-то внутри у меня нарастает, наливается тугой и тяжелый шар. Сейчас мне все Силы понадобятся — и от Гельды, и то, что я от Ильмиры получил…
Сосредотачиваюсь на маленьких серых фигурках там, на Горелой. Ишь, засуетились… Один вскидывает руку, резко ее опускает, приседает, закрывая руками уши. Из ствола миномета вырывается с дымом пронзительный вой, заканчивающийся разрывом где-то недалеко. Не обращать внимания. Те, на Горелой — не думать о них, как о людях. Они хотят убить нас всех — Роджера, Гельду, Хельга, меня. Главное — угадать момент, второго удара у меня уже не будет. Серая фигурка там, далеко, вскидывает руку, я повторяю ее жест, и когда она пошла вниз, свожу кисти рук в знаке Молота, выкладывая всего себя, словно сам я полетел, как ядро, за своей Силой.
Если кто-то пытался столкнуть с места товарный вагон, стоящий на тормозах, он меня поймет. Но ведь получилось! Не знаю уж как мне удалось, но я сконцентрировал Силу в знаке в точке около полуметра над стволом, направив мину не под углом, а вертикально. Все произошло очень быстро, походе, мина угодила в снарядный ящик — над просекой взлетело грибообразное тугое облако желтого дыма, а когда он рассосался, я разглядел три фигурки, скорчившиеся в неестественных позах. Еще одна судорожно дергалась чуть поодаль, пытаясь уползти, но серая спина на глазах набухала темным. Потом кто-то забрал бинокль. Ну и шут с ним. Все равно сил нет смотреть…
Меня каким-то чудом хватило на то, чтобы спуститься на несколько шагов, а потом я повалился на камни и закрыл глаза. Такое чувство, что из меня все внутренности выкачали… В бок впился какой-то жутко неудобный выступ, но повернуться и избавиться от него никак не получается.
— Чистая работа, — кажется, Роджер. — Э, ты чего?
— Не видишь — выложился, — отвечает за меня Гельда и прикладывает ладони к моим вискам. Я чувствую, как боль и усталость утекают через них в никуда, но все равно разбит на мелкие кусочки. Не открывая глаз, командую:
— Выпить.
Чья-то рука подносит фляжку к моим губам, делаю пару глотков, забираю ее, сажусь:
— Сигарету.
Ее вставляют мне в пасть уже зажженной. Затягиваюсь, открываю глаза, но серая пленка перед ними продолжает колыхаться. Снова присасываюсь к фляге.
— Э, не увлекайся!
— Скажи еще, что не заслужил, — огрызнулся я, допивая остатки. В башке слегка зашумело, зато мир снова стал цветным и объемным. Я передал опустевшую флягу Роджеру: