Далее — обычная жизнь «свободного художника» — мы с ребятами впятером снимали на какие-то шиши полуподвал, и все как один считали себя непризнанными гениями, пахали, как звери, пили без удержу. Сплошной туман, из которого выплывает то вечно похмельный или обшаренный Доктор Хэш, не расстающийся с гитарой, то пьяный в матинушку Костя Черныш, жалующийся на то, что его своя же труппа жрет… Кто-то сделал концерт, кто-то спился, такой-то устроил персональную выставку… Как же нас это тогда волновало — подумать страшно! А сейчас все это кажется до жути мелким, а главное — далеким.
Стоп, Майк. Несходнячок какой-то, неувязочка. Школу я окончил, когда мне было семнадцать, это я точно помню. А потом что — сразу оказался в полуподвале?! Быть того не может. Что ж я по этому поводу помню? Моя эпопея, одиссея и вообще кочевая жизнь началась с того момента, когда я снова повстречался с Чернышом, и собирались мы с ним делать «Чайку», не более, не менее. И тогда мне шел двадцать второй год…
А вот это уже, как хотите, совсем не смешно получается. Это что ж выходит — я с семнадцати по двадцать один год вообще ничего не помню? Какие-то воспоминания об этом периоде есть, но уж больно они расплывчатые, как плохая черно-белая фотография. А приглядеться как следует — так их, собственно, и нет. Вот это несходнячок… В семнадцать — обычный парень, ничего особенного мне нужно не было, интересовался я главным образом женщинами. А в двадцать один — заматерелый художник, не гений, конечно, но трудяга, да еще при этом битый-перебитый мужик, прочно стоящий на ногах и с крепкими кулаками. А что, спрашивается, я делал в те четыре года, которых в моей биографии не достает? Честное слово, прямо как с тем крокодилом, у которого от хвоста до головы восемь метров, а от головы до хвоста пять. Куда, спрашивается, остальные подевались? Причем ответ из анекдота действительности не соответствует. Впору и в самом деле предположить, что я в эти самые четыре года скакал по лесам с автоматом в сопровождении Дэна…
Все это, конечно, здорово, но тут же всплывает следующий вопрос: а почему, собственно, я не помню этого? То есть даже вопросов таких у меня не возникало — а куда девались четыре года? А такое время, знаете ли, отнюдь не хрен собачий. И в то же время никаких поползновений вспомнить это у меня не было — за два-то года, прошедшие после моего появления в нормальной жизни и до отправки сюда! Амнезия? Какая-то она уж очень избирательная. Словно период моего обучения (кстати, интересно, чему меня там учили, кроме боевых приемов?) огорожен крепким забором в моей памяти. И то, что я сейчас увидел — все равно что через щель в этом самом заборе подсмотрено. Что именно там происходило — гадать не время, зато появляется прелюбопытная версия насчет причин охоты за мной. Очень кому-то не хочется, чтобы я вспомнил…