— Ладно, грабитель, — Старый, сосредоточенно перекладывавший из сундука в мешок какую-то мелочь, перебросил мне что-то среднее между рубашкой и камзолом, застегивающееся массивными медными пряжками. — Доспехов не предлагаю, у нас только одна кольчуга, да и ту Малыш прибрал.
— Кто меня звал? — Малыш, возникший в дверях, великолепен, как сказочный богатырь — огненно-рыжая борода лопатой грозно встопорщена, кольчуга блестит, за поясом — внушительная секира… Только автомат несколько не из той оперы. Некоторое время он наблюдал, как я, тихонько ругаясь, вожусь с застежками, потом осведомился:
— И долго вы собираетесь копаться?
— Готовы уже, — Старый поправил пояс с короткими мечами, опустил за голенище кинжал. — Ларико?
— Готова, — она появилась уже в высоких ботинках и сером плаще, Малыш одобрительно хмыкнул, окинул взглядом хижину и деловито осведомился:
— Может поджечь?
Старый покачал головой:
— Дым нас сразу выдаст. Они просекут, что у них сорвалось, а мы сваливаем.
Малыш с сожалением вздохнул:
— Жаль этим крокодилам оставлять… Ладно, пусть подавятся, — и вышел. Старый передал мне мешок — небольшой, но увесистый:
— Это ты потащишь.
— Годится, — я засунул в мешок свернутый плащ, поправил перевязь с Хельмбертом и поволокся наружу.
Малыш уже стоял перед хижиной, успокаивая лошадь:
— Хорошая скотинка, умница, умница… Только на ноги мне не наступай, пожалуйста… Да где там эти уроды со своими мешками?
Я вернулся за мешком Старого, Малыш навьючил их на лошадь. Старый вышел из хижины, глянул на небо, подсадил в седло Ларико и встал у правого стремени, я уцепился за левое. Малыш широко улыбнулся:
— А я, значит, впереди побегу? Я ж загоню бедное животное… Только скажите, куда теперь?
— Тропу к Беломшанникам знаешь?
— Ну.
— Так вот, не доходя сотни метров до развилка, сворачиваешь направо. Все, пошел.
Так я еще никогда не бегал. Первые несколько минут все это еще напоминало утреннюю пробежку трусцой, потом дыхалка начала засекаться. Да еще и солнце палило нещадно, так что вскоре я перестал обращать внимание на все окружающее и сосредоточился на своем дыхании, стараясь удержать его хоть в каком-то ритме, а потом мне и на это стало наплевать. Я уже ничего не видел, кроме земли под ногами, несущейся навстречу, правая рука, которой я вцепился в стремя, онемела, пот стекал по спине ручьями, и, кажется, даже попал в ботинки — в них что-то противно хлюпало. Но что еще гаже — он попал и в рану, которая сразу начала дико саднить. Мыслей не осталось никаких, я просто переставлял ноги, чтоб не упасть — левая-правая, левая-правая…