– Может, обойдется, дядь Лень?
– Ага! Жди! – плачуще выкрикнул дядя Леня, вскакивая с табуретки. – А ты знаешь, что мне у него на дому сказали? Причем два отражения сразу! Один его пятый год уже корчит, второй – полгода…
– Что сказали?
– А то! Долгов нахватал на триста тысяч! Потому и кредит взял! А головой он своей подумал, как он все это возвращать будет?.. – И Леонид Витальевич Арчеда умолк, хрипло дыша и держась за сердце. Потом полез за сигаретами. Нервно чиркнул отражением зажигалки и, глубоко затянувшись, пустил в серое туманное ничто отражение табачного дыма.
Ветеран зазеркалья дядя Семен давно уже не сводил с него скорбных внимательных глаз.
– Зря… – вымолвил он наконец.
– Так и я говорю, что зря!
– Я не о нем. Я о тебе, – сказал дядя Семен. – Ты чего за грудь держишься? Это ж у него сердце слабое, а не у тебя. Ты еще корвалол прими! А закурил зачем? Ну да, ну да! Чтобы из образа не выходить… За женскими персоналиями принялся ухлестывать… – Вздохнул, сокрушенно покачал головой. – Ой, берегись, Леня! Ой, берегись! Пропадешь… Присохнешь к образу – так при нем и останешься! Мы с Егором только‑только об этом говорили… И чем он тебя так присушил, этот Арчеда, не пойму! Лысый, очкастый…
Отражение Леонида Витальевича Арчеды смешалось и выкинуло едва начатую сигарету.
– Ну так… – жалобно произнесло оно. – Как же иначе‑то? К ним же привязываешься… Помню, после финской войны… – На лице его обозначилась беспомощная искательная улыбка. – …отражал я одного комсомольца, бывшего беспризорника… Техникум с ним одолели, до прораба доросли…
Леонид Витальевич совсем загрустил и, безнадежно махнув рукой, умолк.
Отражение # 5
– Здравствуйте!
Егор обернулся – и вздрогнул. Рядом с коробкой павильона стояло отражение хрупкой женщины неопределенного возраста, одетое неброско, но современно. С виду незнакомке можно было дать и двадцать пять и сорок с небольшим. Фигура подростка, рыжеватые волосы, бледненькое грустное личико без каких‑либо следов косметики. Хотя левая бровь вроде бы слегка смазана.
В первую секунду Егорке померещилось, что именно это лицо явилось ему в осколке старого зеркала, хотя утверждать что‑либо наверняка он бы, пожалуй, не рискнул: черты в прошлый раз были искажены, да и длилось‑то видение миг, не больше…
Всмотрелся тревожно. Нет, кажется, все‑таки не та. Точняк – не та.
– А‑а!.. – вскричал, оживая, Леонид Витальевич. Вызвав неодобрительное покашливание дяди Семена, выкатил грудь, приосанился, сверкнул очками. – Позвольте представить! Мои, так сказать, сокамерники… Семен Малахов – ветеран, герой Коринфа. Егор – наше молодое дарование… А это – Тома, о которой я чуть было вам не рассказал, но вы, мерзавцы, меня, как всегда, перебили… Тома. Моя, в некотором роде, товарка по несчастью…