– Потянулся, потянулся… Хор‑рошо!.. Зацепил будильник! Шестой! Ты что, уснул?.. Будильник – на пол!..
Там, надо полагать, с трудом пробуждался кто‑то, кому уже к семи надлежало быть, как штык, на работе.
– Что ж с Василием‑то? – задумчиво спросил Арчеда. – Неужели все‑таки в ментовку загремел?
– Вернется… – успокоил дядя Семен.
– Да как сказать… Сейчас ментовка такая, что, бывает, и не возвращаются…
Женский визг в отдалении отвлек внимание игроков. Бросив карты, обернулись со скукой на шум. Тоже ничего из ряда вон выходящего – в одном из павильонов шел утренний супружеский скандал.
– Тварь, тварь!.. – придушенно рычало вдалеке. – Жизнь ты мою заела!..
– Ну чего ты врешь стоишь?! Чего ты врешь стоишь?! – визгливо летело в ответ.
– Да‑а… – завистливо вздохнул Леонид Витальевич. – Вот, я понимаю, занятость! С утра до вечера… Темперамент‑то, темперамент! Есть, с чем работать… Дай мне волю – ух, как бы я скандалиста этого раздраконил! – Снова погрустнел, закручинился. – Где‑то сейчас мой Арчеда обретается?..
Дядя Семен гулко кашлянул.
– Отражал я одного режиссера, – многозначительно молвил он. – Ну, не его самого, конечно… Осветителя…
– В Коринфе? – не преминул поддеть Егор.
– Нет, в Ленинграде… – глазом не моргнув, спокойно продолжал дядя Семен. – Так вот он говаривал, что у актера бывает только два состояния: опустошенность от недогрузки и усталость от перегрузки. Третьего не дано. Прямо как о тебе сказано, Лень…
– Да лучше уж перегрузка…
– Вот и он так считал.
– Чего они орут? – поморщился Егорка. – Наверно, уже в других павильонах слыхать! Главное, вопить‑то зачем? Губами шевели – и все дела…
– В образ вошли… Погоди‑ка!
Все трое вскочили. В следующий миг отдаленный павильон, в котором и происходила утренняя склока, как бы взорвался, разлетелся на бесчисленное множество собственных подобий, и показалось, что подобия эти заполнили разом все зазеркалье. Затем, словно всосанные невидимой воронкой, серебристо‑серые кубы стремительно втянулись в бесконечно удаленную точку, где, надо думать, располагались так называемые осколочные пространства. На месте исчезнувшего павильона остались лишь две злобно озирающиеся персоналии – мужская и женская.
– Гля‑а!.. – в восторге завопил Егор. – А ты еще, дядь Лень, им завидовал! Зеркало грохнули, козлы…
– Они‑то тут при чем? – хмуро одернул его дядя Семен. – Что было, то и отразили…
– А воспитывать? – не удержавшись, снова поддел Егор.
– Воспитывать… – недовольно повторил ветеран. – У нас в Элладе, знаешь, как говорили? «Сначала отражать, и лишь потом уже поучать…» Так‑то вот… – Он снова повернулся к месту катастрофы. – Однако труппа у них большая была… Куда ж остальные делись? В осколочники, что ли, сразу подались? М‑да…