– А сам чего же?
– Что мне там делать? Нет уж! Здесь отразился – здесь и останусь…
Следует заметить, что для персоналии сменить национальность обычно труда не составляет. В принципе ничто не мешает вчерашнему отражению африканского негра возникнуть завтра в одном из зеркал Санкт‑Петербурга белым человеком. Но это скорее будет исключение. На бирже давно все схвачено, и в чужую тусовку влезть не так‑то просто. Кроме того, распорядители предпочитают принимать на работу тех, кто уже хорошо знаком с отечественной мимикой, жестикуляцией и шевелением губ. Быть русским в нашей с вами реальности – это, как известно, судьба, а по ту сторону зеркала – не более чем амплуа.
– А может, и зря мы с вами дергаемся… – раздумчиво проговорил дядя Семен. – Если бы Иришка эта захотела (в смысле – персоналия ее), она бы нас еще три месяца назад вычислила. Сразу как только зеркало повесили… Вот вбили мы себе в голову, что мания у нее…
– Ты в этом сомневаешься? – буркнул Арчеда.
– Сомневаюсь, Леня, теперь уже сомневаюсь. Знаешь, что, мне кажется, ей было надо? На Васькино отражение посмотреть…
– Зачем?
– А ты прикинь самое простое: отомстила баба – и успокоилась. Решила жить дальше. Подалась на биржу. А там ей говорят: «Слышь, девонька! Да у тебя вон левая бровь поплыла… Это что за товарный вид такой? Нет, уж ты пойди сперва марафет наведи…» А как его наведешь, если оригинал твой полгода назад помер?.. Значит, что? Значит, надо найти Ваську, посмотреть на него, вспомнить, какая он сволочь, зарядиться старой ненавистью, а потом – можно уже и на биржу…
– Хм… – Леонид Витальевич и Василий прикинули. Такой расклад им нравился гораздо больше.
– А давайте‑ка по порядку! – оживившись, предложил Арчеда. – То зеркало, в котором она явилась Ваське, он разбил, так? Посещать другие зеркала в нынешнем своем виде она не имеет права… Иначе ее тут же выставят отсюда… м‑м… на природу… и обратно уже не примут ни при каких обстоятельствах…
– А кто выставлять будет? – с интересом спросил Егор.
Старшие отражения вроде как поперхнулись.
– Тихо ты! – шикнул Василий. – Разговорился…
Егорка моргал.
– Нет, ну правда… – понизив голос, с недоумением продолжил он. – Ментовки здесь нет…
– Помолчи, – сурово повелел дядя Семен и, почему‑то оглядевшись, тоже понизил голос: – Есть, Егорка, есть… Просто невидимая и никак не называется…
– Не понял! – простодушно признался Егор. – А откуда ты тогда знаешь, что есть?
Тяжелое лицо ветерана помрачнело, набрякло. Не иначе, что‑то припомнил.
– Потому что видел, как это бывает… – глухо промолвил он, помолчав. – Не приведи господь! Отчинит персоналия что‑нибудь этакое… серьезное… И – пиши пропало. Пять минут на то, чтобы попрощаться, а потом подхватывает ее – вроде как сквозняком – и выносит к лешему через биржу из зазеркалья. Иди вон в озере лягушек отражай… Так‑то вот, Егорушка…