— Что мне сделать? Просто скажи, что сделать, чтобы ты не плакала. Я человек, Ярви, обычный человек. Я не одержимый, не сумасшедший, не убийца. Когда-то я был монахом, мечтал написать книгу, вернуть людям потерянные в Катастрофе знания, только не получилось. У меня никогда ничего не получалось так, как я хотел. Ну да, может, я и кажусь странным, но я человек, Ярви. И я хочу, чтобы ты любила меня, а не исполняла долг… ты никому ничего не должна. Проклятье!
Фома вышел во двор, больше всего это напоминало побег, но оставаться там, в вязком молчании, было невыносимо.
— Ну почему так получилось? Я ведь не то сказать хотел, совсем не то. — Фома присел на колоду, запутавшаяся в мелкой сети облаков луна смотрела с сочувствием. Ну да, только и остается, что с луной разговаривать. Или с Голосом, наверное, еще одни признак его, Фомы, одержимости, нормальные люди сами с собой не разговаривают.
Лунный свет скользит по стене, подбираясь к окну, вот-вот просочится сквозь стекло, ляжет белой дорожкой на полу и Ярви поспешит задернуть шторы. Луна в окне — к беде… куда уж больше.
Тихо хлопнула дверь. Неужели уходит? Хоть попрощается? Фома сжал руку, вдавливая в ладонь тонкий ободок кольца.
— Ты в дом иди, — рука осторожно коснулась шеи.
— Зачем?
Ярви не ответила. Ее пальчики легонько поглаживали кожу, скользили по волосам, разбирая на пряди, и Фома боялся шелохнуться, чтобы не спугнуть. Если она здесь, то не уйдет, не бросит и… может, наладится все?
— Ты хороший, даже если… — Ярви запнулась и спешно добавила. — В Нахваррен ведунья есть… герр Тумме сказал, что если ты согласишься, то… Михель привезет.
— Зачем?
— Пусть посмотрит, пусть всем скажет, что зла в тебе нету и… она опытная и старая, она многим помогла… — теплые ладони нежно массировали виски, прогоняя и боль, и обиду. Ведунья? Что ж, если Ярви так спокойнее, он согласен и на ведунью.
Рубеус.
На первый взгляд вся эта затея с балом выглядела идиотской, впрочем, на второй тоже. И на третий. Можно подумать, ему заняться больше нечем, кроме как балы организовывать.
— А по-моему, очень мило, — Мика перечитала сообщение еще раз. — Между прочим, высокая честь, ты должен ценить.
Он ценит, правда, хотелось бы понять, что стоит за этой "высокой честью". Каприз? Желание убедиться, что приказы по-прежнему исполняются, вне зависимости от того, насколько нелепыми они выглядят?
— Определенно, это будет интересно, — Мика мечтательно закатила глаза. — Гостей немного, человек пятьсот… ты не представляешь, какие приемы устраивались в Хельмсдорфе…
— Не представляю и представлять не хочу.