Мастер Фельче, проводив гостя, вернулся.
— Ну? Видел?
— Видел, — вопрос показался Вальрику несколько странным.
— Ну и как тебе камрад Унд? Производит впечатление, верно? Департамент Внутренних Дел, отдел Ликвидации… — Фельче достал из кармана мятый платок и вытер лицо, руки его дрожали. — Признаться, давно я так не нервничал… глава такого специфического отдела на пороге твоего дома… поневоле вспоминаешь все свои грехи. А он за тобой… поинтересоваться.
Мастер Фельче хохотнул и, скомкав платок, засунул его обратно в карман.
— Вот что, Валко… раз уж так вышло, то… как ты смотришь насчет небольшого ужина в дружеской обстановке? Стол небогатый, зато собеседники интересные…
Рубеус.
Коннован вернулась. И выжила. Это стальные спицы приколотили душу к телу, а тонкие пластиковые сосуды оплели и удержали. По сосудам в такт искусственному сердцу пульсировала жидкость, цвет которой постоянно менялся, а спицы раскрывались стальными цветами, разрывая тело.
Она не жаловалась, лежала и, глядя в потолок, улыбалась, забывая, что его-то улыбкой не обмануть. Рубеус чувствовал ее боль и собственную беспомощность, и собственную вину, и совершенно необъяснимый страх — он никогда прежде не испытывал эмоций настолько острых и настолько болезненных. Это было неправильно и в то же время это было.
Поэтому, когда немного оправившись, Коннован отгородилась экраном, поначалу Рубеус обрадовался. Правда, только поначалу.
Трубки-сосуды исчезали, и спицы тоже, и вместе с ними отпадала необходимость и дальше оставаться в лазарете. И в замке.
А Саммуш-ун сильно изменился. Пропала былая вызывающая роскошь, пространство стало более организованным, строгим, соответствующим характеру вице-диктатора. Но Хельмсдорф все равно лучше, интересно, Коннован понравится Северный замок?
Замок понравится, а вот Мика…
Время еще есть, дня два-три, потом придется что-то решать. Оставить Коннован в Саммуш-ун, с Карлом? Наверное, так будет честнее, но… есть в этом нечто сродни бегству с поля боя. Вот если бы Карл приказал, то…
Нельзя же постоянно прятаться за приказами, да и Карл не обязан решать чужие проблемы, он и не будет.
Лабораторию и лазарет Карл совместил, наверное, так удобнее, но Рубеусу было неуютно среди этой подавляющей белизны. Белые стены, белая плитка на полу, белый пол и белые волосы на белой наволочке. Пока она спит, можно думать, но словно почувствовав взгляд, Коннован открывает глаза и спрашивает.
— Ты здесь? — шепот почти не тревожит сумрачную тишину лаборатории.
— Здесь.
— Хорошо. Мне вдруг показалось, что ты исчез. Насовсем исчез, понимаешь?