У ручья на краю деревни было безопасно, белый снег, серо-стальные разводы на поверхности льда, черные ветви безлистных по зиме лип и ни следа красного.
— Я схожу с ума? Скажи, я схожу с ума?
Треклятый голос исчез, когда появились сны, а он и только он знал, что происходит.
— Слышишь? Ты же слышишь, какого черта молчишь? Думаешь, отмолчаться? Черта с два. — Фома точно знал, что следует делать. — Я сегодня едва не убил ее, слышишь ты? Очнулся, а в руке нож. Как и когда взял — не помню. Зато помню, как думал, куда лучше воткнуть: в шею или в живот. Что со мной происходит?
Молчание. Снаружи встревоженный пересвист мелких птиц, сердитый сорочий стрекот, потрескивание льда и шелест сползающего с ветки снега, а внутри тишина.
— Знаешь, из всего этого есть очень простой выход. Если я здесь и сейчас не получу внятных объяснений, то… вены резать не буду, это глупо. Проще лезвие в живот загнать, или между ребер, слева. Оно длинное, до сердца достанет.
Лезвие и вправду длинное. Тот самый нож, которым Михель свинью забил. Как нож оказался в доме, Фома не знал, главное, что оружие подходящее. Немного страшно и тошно. Еще перед Ильясом неудобно: выходит, что зазря он на смерть пошел, зазря понадеялся, что с Фомы толк выйдет. Нету с него толку, одни проблемы. Теперь вот и с головой не в порядке.
— Молчишь? Ну твое дело, а я все решил, — вынув нож из кармана, Фома положил его рядом, на плоский, обточенный водой и временем камень. Куртку, наверное, тоже лучше снять, Ярви потом пригодится.
— Ее ж из деревни прогонят, — Голос был каким-то другим, про человека Фома бы сказал, что уставшим, а тут… как Голос может устать, если его нету? — Ты помрешь, а ее погонят.
— Зато живой останется. — Фома хорошо помнил то странное, болезненное желание впиться зубами в белую шею, перекусить тонкую синюю жилку, которая тихонечко вздрагивает в такт пульсу. Или нож воткнуть, чтобы на пол дождем капли-бусины, чтобы запах и вкус, горячий, солено-сладковатый, знакомый.
Без куртки холодно, мороз сегодня не сильный, но ощутимый. Отрезвляет. Под какое ребро лучше бить?
— Ни под какое. Успокойся, больше не повторится.
Лезвие впилось в кожу. Теперь ударить посильнее, лучше бы конечно упасть, но Фома не уверен, что сумеет упасть так, как надо. И что хватит решимости исправить ошибку. В прошлый раз было как-то проще, легче, а тут страшно.
— Прекрати истерику и послушай. Ты абсолютно нормален. Настолько, насколько может быть нормален возвращенный человек. — Голос почти шепчет, приходится прилагать усилия, чтобы услышать, точнее уловить слова, а это отвлекает. — Собрать личность можно лишь изнутри, а значит, останется что-то и от собиравшего.