Продавец грез (Кури) - страница 34

— Нет, нет, не бейте его.

Потом он поднялся, приблизился к мужчине и объяснил:

— Мы способны изменять не только половыми органами, но своими мыслями, своими намерениями. Даже если мы не изменяем тем, кого любим, то изменяем самим себе. Изменяем своему здоровью, своим мечтам, своему спокойствию. Вы никогда не изменяли чему-либо, кому-либо или самому себе?

Наглец молчал, он лишь покачал головой, подтверждая тем самым, что тоже был изменником. Он ежедневно изменял самому себе с нездоровыми мыслями. Его агрессивность была лишь верхушкой айсберга измены. Когда мужчина ослабил бдительность, учитель забросал его целой серией вопросов:

— Ваша супруга, она что, является вашей собственностью? Если она таковой не является, то по какому праву вы желаете уничтожить ее или уничтожить себя из-за нее? Кто сказал, что, изменив вам, она перестала быть человеком с собственным жизненным путем, человеком, который плакал, любил, сердился, разочаровывался? Если вы неспособны простить и снова завоевать ее, почему просто не сказать ей: «Очень сожалею, но ты меня потеряла»?

Мужчина покинул «сцену» совершенно ошеломленный. Трудно было предугадать, завоюет ли он эту женщину снова или позволит ей завоевать себя, но убивать ее он уже не станет. На меня произвела большое впечатление реакция учителя на происходящее. Может быть, он специально спровоцировал мужчину на рукоприкладство, чтобы отвернуть его мышление от убийства и направить в сторону поиска альтернатив? Это невозможно! Люди, стоявшие поблизости, воспринимали случившееся так, словно смотрели фильм типа «ЭКШН».

После этого инцидента учитель обратился к Бартоломеу с вопросом о его большой мечте. Думаю, что момент для этого был выбран не самый подходящий. Краснобай имел непреодолимую тягу к непочтительности.

Он выслушал учителя и с энтузиазмом заговорил, чуть не упав при этом:

— Моя большая мечта, шеф? Русская водка! И… и… и… помыться…

Поскольку купание, надо думать, нравилось всем, он для ясности добавил:

— Мечтаю помыться в бочке с шотландским виски.

Сказав это, Бартоломеу упал на мягкое место. Жизнь у него была нелегкая, и он приходил в экстаз от одной мысли о такой весьма необычной ванне.

Это было невыносимо. Я расхохотался над несчастным и над выражением лица мудреца, за которым пошел. Но тут же сам удивился своему веселому настроению. Мне никогда не приходило в голову, что в моем подсознании таилась способность получать удовольствие от неудач других. Подумалось: «На этот раз он сел в лодку, которая шла на дно».

Учитель еще не успел ответить, как появилась дона Журема, угрожавшая еще раз ударить Бартоломеу клюкой по голове. Она услышала, что у него за мечта, и пришла в негодование. На этот раз дона Журема не стала называть его дефективным, а употребила иные эпитеты: