— Держись, дядька Калина! — крикнула женщина и молниеносным движением, перевесившись с седла, выхватила из ножен неподвижно лежавшего Кулобича узкий прямой меч.
Молодой лесовик, заслонявший все это время свою хозяйку от стрел и мечей печенегов, направил коня следом за ней. Но глубокая рана в плече лишила его последних сил. Он выронил щит и, качнувшись, ткнулся лицом в конскую гриву.
Каурый конь всадницы сделал несколько громадных скачков в сторону сражающихся и вдруг встал, послушный натянувшемуся поводу.
— Болярыня! — в ужасе крикнул Калина, увидев стрелу с вороновым пером в груди женщины. Откидываясь всем телом назад, она тянула повод, и конь ее пятился, перебирая копытами и храпя.
— Всех-х пор-р-решу!!! — взревел лесовик, размахивая своей страшной секирой. Печенеги наскакивали на него со всех сторон, но он, окровавленный, с рассеченным лбом, в изодранном копьями кожаном панцире, продолжал разить врагов.
— Все-ех-х пор-р-р-решу-у! — рычал Калина, нанося сокрушительные удары. — Все-е-ех-х!!!
— Это сам урусский бог Прун! — в ужасе воскликнули уцелевшие печенеги и прочь рванули своих коней.
— Братья, не оставляйте меня! — закричал им вслед очнувшийся Акерой.
Ему показалось, что товарищи услышали его зов: конский топот стал приближаться. Калина свесился с седла, подобрал копье и замер подле лежащей на земле женщины.
На поляну вылетел отряд русских комонников. Они окружили лесовика. Двое вмиг связали визжащего от ярости Акероя.
— Дядька Калина?! — изумился предводитель отряда. — Пошто ты тут? Што за свара?
— Беда, гридень Мина! — ответил старик. — Гляди... — и заплакал.
— Болярыня Малуша! — ахнул сотский, соскакивая с коня. — Грезится мне што ли? Горе-то какое!
— Не простит нам князь Святослав беды такой!.. — говорили гриди.
Мина снял шлем и приложил ухо к груди женщины: сердце билось тяжелыми редкими толчками. Малуша дышала.
— Жива! — воскликнул сотский, посветлев лицом. — А ну, робята, быстро — ложе походное! Да скорым бегом свезите болярыню к бабке Рубанихе.. А ты, Нехлюд, огляди павших. Авось живой кто.
Гриди быстро срубили мечами две березки, ловко отсекли сучья привязали к жердям попону, прикрепили носилки к бокам двух иноходцев и, уложив раненую, заспешили в сторону селища Будятина.
Калина, прихрамывая, пошел по бранному полю, склонился над молодым лесовиком, что грудью защищал Малушу. Его уже привели в чувство, перевязывали.
— Каково тебе, Тешта? — непривычно ласково спросил Калина.
— Спаси Перун, батя, — улыбнулся тот серыми губами. — А што побили печенегов?
— Посекли, — коротко ответил старик и отвернулся.