Передняя шеренга повернула щиты к фронту, и стена воинов стала похожа издалека на алую полосу, мерцающую по верху голубовато-белым огнем отточенных наконечников копий и островерхих русских шлемов...
Вторая линия гридей согнула тяжелые луки и завела тетивы на подзоры.
Икмор глянул в небо. Оно было серым от дыма и пепла. Пахло гарью. Тревожно каркали вороны...
О том, что нахвалыцик выехал в поле, Будила узнал за обедом. Угадывая, что ему предстоит поединок, он съел немного вяленой телятины и выпил ковш цежи с сытою[61]. Оруженосцы тем временем приготовили броню и оружие для поединка.
Когда раздался звук вражеского рога, Будила стал обряжаться в доспехи. С помощью Кудима Пужалы и Тимки Грача витязь надел поверх легкой кольчуги кованую пластинчатую броню с нагрудником и наплечием из цельныхлистов стали, пристегнул наручи, надел железные рукавицы. Закрепляя на нем поножи из кованой стали Кудим сказал почтительно:
— Можно считать, ты мой старшой брат, Будила Политович. Пристало ли тебе, искусному городнику и мастеру, тратить силушку молодецкую на заезжего нахвальщика? Дозволь мне потешиться во чистом поле. А коль моя голова падет, дак не жаль мужика-оратая, лапотника...
— Полно-тко, Кудим Ставрович. Вся Русь Святая стоит мужиком-лапотником. — Будила положил руку на плечо смерда. — А за приветное слово прими поклон, брат. Силушки ты неимоверной, слов нет. Да в поединке сего мало. Тут искус ратный нужон. На то он и поединщик, што науку боевую зело постиг. Силушкой единой его не сломать... Даст Перун повалить мне богатыря заезжего, дак обучу тебя потехе молодецкой. Тогда выезжай на любого нахвальщика. А теперь мой черед. Коня мне!
Два конюха, повиснув на удилах, с трудом удерживали рослого жеребца соловой масти. Конь пошатнулся, приняв на спину многопудовую тяжесть всадника. Будила не спеша надел поверх войлочной шапки кованый островерхий шлем, украшенный на яловце зоревым пером заморской птицы, застегнул у подбородка кольчужную бармицу и опустил на лицо широкую стальную стрелку. Богатырь прицепил к поясу секиру, проверил, легко ли вынимается из ножен длинный кинжал. Наконец ему подали знаменитое Мичурино копье и миндалевидный железный щит.
Жеребец лихо вынес Будилу к северным воротам крепости. На вечевой площади, около идола Перунова, витязь остановил коня. Вокруг горели костры. Волхвы в просторных белых хламидах, с посохами в руках приплясывали, крутясь, пели хриплыми голосами:
Грозный Перун — отец огня разящего!
Дай силы неодолимой сынам своим — русичам!
Изгони с земли нашей светлой ворога лютою