Клад стервятника (Зорич, Челяев) - страница 49

Тонкие струйки дыма над пологими холмами выдавали местонахождение посёлка у причала. Не исчез ещё придорожный лагерь, значит… Он же перевалочный пункт, он же бандитский притон, он же центр контрабанды, он же многое, многое, многое другое. Местечко центровое во всех смыслах. Пикник на обочине местного розлива… Расслабить «булки» можно было бы легко, однако нервы Луча, наоборот, в комок сжались. Кто там нынче правит балом? Возможно, до сих пор всё под руководящим присмотром Семёныча… «Хотя и повязать могли седого контрабандиста интербригадовцы, ежели по забывчивости старческой товарчик запретный не сныкал надёжно…»

Там же встретить можно когонить из рыл знакомых. Припасов — по нулям, рубликов — так же. Подкинут, может, в долг чего по дружбе старой, расскажут новые слухи зонные. «Да и сталкер сталкеру хоть и не брат, но всё же — земля круглая, и встреча скорая в Зоне не исключена. А в Черноте лучше плюс случайный, чем минус. Скоро узнаем новости, а там, глядишь, и ясней станет, что дальше-то делать!»

МНОГОЗНАЧИТЕЛЬНОЕ «ЕСЛИ»

На военных топографических картах, выпущенных после тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, названия отселенных, неживых городов — которым после апрельского взрыва не посчастливилось оказаться в пределах зоны отчуждения Чернобыльской АЭС — полиграфистами брались в скобки. Эти жертвы «мирного атома», имеющие собственные имена, как бы по-прежнему существовали, но — условно. Вне основного течения, за пределами контекста. В скобках, коротко говоря.

Таким образом, всё, что творилось в этих вычеркнутых, выведенных за рамки основного мира краях с момента возникновения Зоны происходило как бы «параллельно». Поэтому неудивительно, что статус изолированной территории в действительности мог оказаться благодатной почвой для взращивания новых посевов зла и ненависти, новых изысканий и экспериментов. Люди, увы, по натуре своей склонны к повторению собственных ошибок.

Вынесенная ЗА территория как-то там существовала, жила своей параллельной жизнью, почти не известной основному «тексту», свято уверившему себя, что оно всё само собой очистится — когда-нибудь, как-нибудь. Во всяком случае, достоверную информацию о том, что здесь есть, а чего нет, имели разве что те, кто здесь непосредственно обитал. Хотя и здешние далеко не все располагали полнотой картины.

А уж что здесь творилось сразу после… не то лучевой, не то волновой, не то энергетической катастрофы, «сверканувшей» сорок лет спустя первой трагедии и то ли десять, то ли двадцать лет спустя неподтверждённой «второй», — никакие летописи не отобразят никогда. Сейчас вот, ещё почти полтора десятка лет спустя, информационный голод до сих пор утоляется лишь фантазиями писателей, сценаристов и режиссёров, а также домыслами, слухами и легендами. Но голод этот не ослабевает. Только усиливается с каждым годом, отделяющим от чёрного двадцать шестого…