— У меня нет никого, — коротко ответила она.
— Извини. Ну, по подругам тогда, — ляпнул он, чтобы заполнить неловкий момент.
— И подруг тоже нет.
— Ты что ж, одна кикимора на все болото? — удивился Иван.
— Не одна, — она вновь усмехнулась и обратила свой пронзительно синий взгляд на него, — Только не дружила я ни с кем.
— Почему? — Иван присел на краешек стула у стены.
— Потому что ко всем к ним водяной лешак приставал, а меня не трогал — вот и невзлюбили меня.
— А почему он тебя одну не трогал? — царевич почувствовал, что задает какой-то неудобный вопрос.
— А я слово заветное знаю, такое, что всякую охоту ко мне приставать начисто отбивает! — в ее глазах заплясали искорки.
— Понятно, — протянул Иван и подумал, что у него и без всякого заветного слова никакой охоты не имеется. И тут же ему снова стало ее жалко, как только он представил, как над ней будут издеваться другие кикиморы, когда через три дня она приплетется на свое болото, где она тоже чужая, как и здесь — во дворце, где все только и мечтают от нее избавиться, и он сам в первую очередь.
— Хочешь, покажу тебе дворец? — предложил он в порыве скрасить ее краткое пребывание здесь, — Только завтра, наверное, лучше, сегодня ведь ты устала, да?
В ее взгляде мелькнуло удивление:
— Хорошо, покажи, — медленно проговорила она.
— Тогда я зайду завтра, после завтрака, — и он поднялся со стула, — А сейчас пойду, а то поздно уже, тебе отдохнуть нужно. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи! — откликнулась она и он, улыбнувшись ей, вышел.
***
Утром после завтрака Иван явился в комнату Велены выполнять обязанности гостеприимного хозяина. Утром обстоятельства, в которых он оказался волею его странной судьбы, уже не казались ему столь удручающими, и настроение было почти прекрасное:
— Доброе утро! — произнес он с порога.
— Доброе, доброе, — отозвалась кикимора. Сегодня она была одета в сарафан явно местного пошива, — Ну что, не передумал со мной по дворцу гулять?
— Не передумал, — улыбнулся царевич, — Как спалось на новом месте?
— Отлично. А тебе на старом?
— И мне неплохо. Так идем? — и он протянул ей руку.
Она усмехнулась и даже слегка покачала головой, а потом внимательно и серьезно посмотрела ему в глаза. Царевич с трудом удержался, чтобы не опустить взор. Он прекрасно сознавал, что его вдруг ни с того ни с сего образовавшееся радушие происходит лишь только из жалости, потому как он знает, что через три дня он избавится от неугодной невесты, и она совершенно бессильна этому воспрепятствовать. Это всего лишь что-то вроде компенсации и не более того.