День и ночь, 2009 № 01–02 (Журнал «День и ночь») - страница 102

На первую страницу

Горы. Исчезли лужи с узорами на них. И улица Осоавиахима. Оставалась только стена в душе ребёнка. Она ждала, что малыш обхватит её цепко, она, Марьяша, была единственной спасительной веткой. Она бы, окажись на его месте, непременно так бы и поступила. А он? Этот мальчик? Даст ли он себе шанс ещё раз поверить?

Молчание ребёнка длилось секунды, но казалось бесконечным. С любопытством заглядывал через стёкла убогого жилища Эльдар на свою маленькую копию. За его спиной не то с одобрением, не то с укором качала головою Сергевна.

Дарик ещё раз взглянул на запертую дверь отца, на Мамеда, замершего в ожидании, опустил глаза на завязанные свои шнурки. И тут что-то с ним произошло. Он протянул Марьяше единственное сокровище, которым обладал — пустой пакет, в котором оставались капельки кружевной льдинки, как пропуск в новый мир нового года, грязной ручонкой нежно вытер её слёзы, стараясь успокоить, и не по-детски мудро ответил:

— Я верю тебе.  мама.

г. Москва

Полина Гольдфрейн

Тихая осень — грусти величие


Усталость

Усталость птицей сонною войдёт на тонких цыпочках.
Рассядется, развалится, попросит прикурить.
Я разойдусь, как дурочка, в ужимках и улыбочках:
«Позвольте вас, голубушка, обедом накормить».
Зевок не сдержит, сморщится, всхрапнёт в немой истерике:
«Поспать бы мне, родимая, в тиши часок-другой».
Кивну, свернусь калачиком, замру в мирской эстетике.
Прижмусь к подушке радостно, отправлюсь на покой.

Никчёмная

Притулилась к стене — снова брошена.
Не плохая, и не хорошая.
Не красивая, и не страшная.
Так, простая российская барышня.
То мне чудится дом с темницею,
То острог с расписною светлицею.
Дни идут стороною серою.
Что случилось с прежнею верою?
Постарела вмиг — не расстроилась.
Распрямилась — и снова сгорбилась.
Разрумянилась, пригорюнилась,
Полетела вдаль, призадумалась.
Что мне жизнь? Тоска неизбежная.
Что любовь? Беда-девка грешная.
Не красивая, и не страшная.
Так, смешная птица уставшая.

Cмерть рифмы

Взгляд без смысла,
Ода без конца.
Жизнь провисла,
Рифма умерла.

г. Москва

Денис Чирков

Привет, Рембо

Одинокий, но ухоженный

одинокий, но ухоженный щенок
сидит на снегу.
и плачет,
и часто дрожит,
и всё высматривает кого-то
на холодной остановке
своими добрыми,
преданными,
не верящими в обман,
глазами.
а люди
(я,
ты,
мы,
вы),
притворившись скульптурами
очередного серого дня,
лишь изредка
посматриваем на него,
замуровав свои чувства
в удушливый гипс морали,
да всё тщательней укутываемся
в свои шубы, дублёнки, куртки...
пусть щенку
(нам,
вам)
будет больно,
пусть будет стыдно,
да пускай хоть все ангелы
себе мозги повышибают из ружей...
Следующая страница