Ты одного отвадил друга,
Другого сбил с его пути,
А третьему, что прибыл с юга,
Не дал и вовсе подойти.
Зато теперь ярмом на вые
Висят, подарены тобой,
И эти улочки кривые,
И эти тени неживые,
И коммуналок домовые,
И всадник с ищущей рукой…
Но у меня претензий нету,
Не злись, обиженно сопя:
Подозреваю, что по свету
Бегу я только от себя.
А коли так — расти продолжу,
Врастать и в камень, и в волну;
Пробью собой событий толщу
И этой жизни глубину.
Когда ж от силы занеймётся,
Вздохну светло и глубоко.
Гранитный берег всколыхнётся,
И ветер в небе задохнётся,
И загустеет, и свернётся
Июльской ночи молоко.
Не слушай страх, не слушай плоть,
Не запирай калитку,
Когда придёт к тебе Господь, —
Услышь Его молитву.
Не бойся свежести, мой друг,
Не бойся увяданья;
Когда-нибудь замкнётся Круг —
Храни его преданья!
Цени старинное вино
И вечные заветы,
И этот мир, и мир иной,
Иной звездой согретый.
Цени и жди. Нам выпал век,
Похожий на комету.
Не забывай: ты — человек.
И выше истин нету.
Кто слушал в страхе свою плоть, —
Вступить не сможет в битву.
Когда придёт к тебе Господь, —
Услышь Его молитву.
Проблем накопилось до чёрта,
а голос из трубки — как плеть:
«Задолженность Вашего счёта
составила двадцать пять лет».
Ну вот, удивляюсь, и дожил
до взрослого мира, когда
кому-то отчаянно должен
уже не рубли, а года.
Себя отдавал интересам,
сравненьям коранов и тор…
Но, страшен глазами и весом,
из леса идёт кредитор.
Расклеилась шляпа из фетра.
Укрывшись средь мокрых ветвей,
выпрашиваю у ветра
лоскутья планиды своей.
Потоки слов в пространстве гулком,
Мерцающий закатный свет.
Идут на взлёт по переулкам
Обрывки утренних газет.
Они летят усталой тенью
В бескрайний космос забытья,
И среди них летит к забвенью,
Быть может, и моя статья.
И город, тающий во мраке,
Сквозь чёлку августовских крон
Глазами брошенной собаки
Глядит на звёздный небосклон.
Над Невою — мачты кораблей
и закат — пленителен и розов…
Пляшет грифель липовых аллей
по страницам питерских морозов.
В полчаса сгустилась темнота,
и Луна нахохлилась по-птичьи.
Петербург, ты апокалиптичен,
город-призрак, город-маета!
Околдует ветер, как Петра,
и не сразу скажет о расплате —
прежде строчки выдавит в тетради
остриём гусиного пера.
Станет прочь отталкивать друзей
да швырять в окошко птичьи крики.
Лишь тетради (будущие книги)
да клетушка (будущий музей)…
Не смотри, приятель, на Луну —
не поймёшь, орёл там или решка.
Ночь темна. Верней, черна — как речка,