Но, когда за поворотом он вдруг увидит препятствие, тормозить будет поздно, катастрофы не миновать.
Материал для завала Зенон приготовил заранее: он нашел в зарослях у дороги два толстых подгнивших бревна и натаскал кучу камней, которых было достаточно в придорожных канавах.
Не теряя времени, он вытащил все это на дорогу и полностью завалил проезд. Объехать препятствие было невозможно: по обеим сторонам узкой дороги тянулись глубокие канавы, причем их внешние края поднимались намного выше уровня внутренних, а густой кустарник образовывал по обе стороны настоящие живые изгороди.
Сумерки еще не наступили, и Зенон со зловещей радостью еще раз осмотрел свою работу. Он собрался было уйти с дороги, когда ему в голову пришла мысль, что, спрятавшись в зарослях рядом с завалом, он безнаказанно может увидеть результаты своей мести.
— Хоть увижу, как свернут себе шеи, — мрачно усмехнулся он.
Несколько раз поскользнувшись на крутом откосе, он, наконец, влез наверх, раздвинул ветки кустов и удобно расположился под ними. Наблюдательный пункт был выбран правильно. Оставалось спокойно лежать и ждать, а когда недруги разобьются, выйти на дорогу и отправиться в городок. Никто не докажет, что это он сделал завал на дороге, потому что здесь никто его не видел, а мужик, на телеге которого он ехал из Вицкунской корчмы, подался в сторону Ошмян. Он даже не знал, кого вез, а разбившихся найдут только утром, потому что ночью по этой дороге никто не ездит. Это не тракт, по которому фурманки день и ночь ездят на станцию к утреннему поезду или за кирпичом в Людвиково.
“Конечно, могут возникнуть подозрения, ведь я не раз угрожал им, — думал Зенон, — но доказательств против меня нет никаких. А за свою обиду я расплачусь… да еще наслажусь зрелищем… Такое не каждый день случается!..”
Проходили минуты, которые казались ему часами. Рокот мотора приближался, становился все громче и громче. Уже не более пятисот метров отделяло мотоциклистов от неизбежной катастрофы.
“Разве только черт спасет его”, — пронеслось в голове Зенона.
Но Чинского ничто не спасло, скорее наоборот. Заметив, что становится холодно, и опасаясь, как бы Марыся не продрогла и не заболела, Лешек добавил газу, зная, что за мостиком дорога значительно лучше.
Сноп яркого белого света разорвал темноту, прокладывая им дорогу. Еще два поворота, потом довольно крутой подъем и, вот они уже выехали из лесу на дорогу. Лешек думал о завтрашнем дне, о решительном разговоре с родителями, о том, как он представит им Марысю, о своем безмерном счастье, о вечерах вдвоем, о тех утренних часах, когда, проснувшись, они в тысячный раз убедятся, что их счастье вовсе не сон… Он думал о столе, накрытом на двоих, о Марысе, веселой, лучезарной и светлой, хлопочущей в доме, в их доме…