На мельнице рано ложились спать, но женщины, несмотря на дневную усталость, любили поболтать допоздна и никогда не могли наговориться всласть. Нередко они просиживали под окнами до полуночи, однако ночи уже стали прохладнее, так что Ольга с Зоней ушли в дом и стали готовиться ко сну.
Старый Прокоп перед образами совершал вечернюю молитву и усердно отбивал поклоны: как-никак заканчивался воскресный день. Работник Виталис уже давно похрапывал в кухне. Молодой Василь, сын мельника, сидел в пристройке у Антония Косибы и тихонько наигрывал на губной гармошке, присматриваясь к знахарю, который в небольшой миске размешивал деревянным толкачиком жир с каким-то лекарством и свиной желчью. При обморожениях эта мазь здорово помогала.
Неожиданно тишину прервал яростный лай собаки. Разбуженные гуси ответили громким гоготанием.
— К нам кто-то едет, — сказал Василь.
— Так выгляни, — проворчал знахарь.
Василь протер рукавом гармошку, не спеша спрятал ее в карман и вышел во двор. Он отчетливо слышал скрип телеги и встревоженные голоса людей. Их было много. Один бежал впереди, задыхаясь от напряжения и усталости. Когда он подбежал к Василю и остановился в прямоугольнике света, падающего из окна, тот аж отскочил назад:
— Что за черт?! — громко спросил он, чтобы придать себе смелости.
Руки и лицо прибежавшего были в крови. С безумным выражением на лице, заикаясь, он хрипло пробормотал:
— К знахарю… Спасите… Они еще живы…
— Во имя отца и сына, кто?
— Скорей, скорей! — простонал прибывший. — Знахарь! Знахарь!
— Что там такое? — раздался из сеней голос Антония Косибы.
— Спасай их! Спасай! И мою проклятую душу! — он бросился к знахарю. — Они живы!
Василь заглянул ему в лицо и сказал:
— Это Зенон, сын шорника Войдылы.
— Что случилось? — раздался рядом голос Прокопа.
— Разбились на мотоцикле! — дрожа как в лихорадке говорил Зенон. — Но живы! Знахарь схватил его за плечи:
— Кто?! Да скажи ты, наконец, кто?! — в его голосе прозвучала угроза.
Ответ уже не понадобился. Как раз подъехала телега, на которой лежали два неподвижных тела. Из хаты выбежал Виталис, прибежали и женщины, неся с собой зажженную лампу.
В пятнах запекшейся крови, лицо молодого Чинского производило страшное впечатление, но глаза его были открыты и, казалось, он был в сознании. Зато белое как бумага личико Марыси казалось мертвым. По золотисто-белым волосам из ранки над виском сочилась кровь. Знахарь, наклонившись над телег. ой, проверял пульс.
Мужики, перебивая один другого, рассказывали о случившемся.
— Мы аккурат проезжали около Вицкунецкой дороги, когда этот человек выскочил с криком о помощи. Ну, побежали посмотреть, а там, прости Господи, лежат на дороге…