— Далеко еще?
Но водитель и ухом не повел. По крайней мере, подумал Мартинс, он не арестован: охраны нет, и его, вероятно, пригласили — кажется, было употреблено это слово?— посетить управление полиции для дачи показаний.
Грузовик остановился у подъезда, водитель повел Мартинса за собой на второй этаж, нажал кнопку звонка у двери, за которой Мартинс услышал множество голосов. Он резко повернулся к водителю и спросил: «Куда это, черт возьми...», однако тот уже спускался по лестнице, а дверь открывалась. Свет изнутри ударил Мартинсу в глаза: он слышал голос, но едва различал приближающегося Крэббина.
— О, мистер Декстер, мы так волновались, но лучше поздно, чем никогда. Позвольте представить вас мисс Уилбрехем и графине фон Мейерсдорф.
Буфет, уставленный кофейными чашками, окутанный паром кофейник, раскрасневшееся от возбуждения женское лицо, двое молодых людей с радостными смышлеными лицами шестиклассников, а в глубине множество сгрудившихся, как на старых семейных фотографиях, тусклых, серьезных и веселых лиц постоянных читателей. Мартинс оглянулся, но дверь была уже закрыта. Он с отчаянием обратился к Крэббину:
— Прошу прощенья, но...
— Забудьте об этом,— сказал Крэббин.— Чашечку кофе, и пойдемте на дискуссию. Вашей выдержке предстоит испытание, мистер Декстер...
Один из молодых людей сунул ему в руку чашку кофе, другой насыпал сахару, прежде чем Мартинс успел сказать, что предпочитает несладкий кофе, а затем прошептал на ухо: «Не надпишете ли потом одну из ваших книг, мистер Декстер?» Крупная женщина в черном шелковом платье обрушилась на него: «Пусть графиня и слышит меня, но я все равно скажу: книги ваши, мистер Декстер, мне не нравятся, я от них не в восторге. По-моему, в романе должна рассказываться интересная история».
— По-моему, тоже,— обреченно согласился Мартинс.
— Оставьте, миссис Вэннок, для вопросов еще будет время,— вмешался Крэббин.
— Я, конечно, прямолинейна, однако не сомневаюсь, что мистер Декстер оценит честную критику.
Пожилая дама, очевидно, та самая графиня, сказала:
— Я читаю не так уж много английских книг, мистер Декстер, но мне сказали, что ваши...
— Допивайте кофе, прошу вас,— поторопил Крэббин и повел Мартинса сквозь толпу во внутреннюю комнату, где пожилые люди с понурым видом сидели на расставленных полукругом стульях.
Рассказать мне толком об этом собрании Мартинс не мог: из головы его не шла смерть Коха. Поднимая взгляд, он всякий раз готов был увидеть малыша Гензеля и услышать назойливый, многозначительный рефрен: «Папа, папа». Первым взял слово, очевидно, Крэббин, и, зная его, не сомневаюсь, что он нарисовал очень ясную, верную и объективную картину современного английского романа.