— Перестаньте звонить. Там никого нет. Он погиб.
— Герр Лайм?
— Конечно, герр Лайм.
Позднее Мартинс рассказывал: «До меня не сразу дошло. Это было просто сообщение, как строки в «Тайме», именуемые «Новости вкратце».
Он спросил:
— Когда? Как?
— Попал под машину,— ответил тот человек.— В прошлый четверг.— И безучастно добавил, словно его это нисколько не трогало: — Погребение сегодня. Вы едва разминулись с ними.
— С ними?
— Покойного провожают несколько друзей.
— Он был в больнице?
— Везти его туда не имело смысла. Он был убит на месте, у крыльца — мгновенно. Его ударило правым крылом, и он растянулся, как заяц.
«Когда тот человек сказал «заяц»,— продолжил Мартинс,— Гарри Лайм ожил, превратился в мальчишку, принесшего «одолженное» ружье; мальчишка вскочил среди длинных песчаных холмов бриквортской пустоши со словами: «Стреляй, болван, стреляй! Вон он!» — И заяц, раненный выстрелом Мартинса, побежал прятаться».
— Где его хоронят? — спросил Мартинс незнакомца.
— На Центральном кладбище. Нелегко будет рыть могилу в такой мороз.
Мартинс не представлял, как расплатится за такси и где в Вене удастся найти жилье и жить на пять английских фунтов, но эту проблему приходилось отложить до тех пор, пока он не увидит покойного Гарри Лайма. Он поехал прямо в пригород английской зоны, где находится Центральное кладбище. Туда пришлось ехать через советскую зону и немного спрямить путь по американской, которую безошибочно можно было узнать по кафе-мороженым на каждой улице. Вдоль высокой стены Центрального кладбища ходили трамваи, по другую сторону рельсов чуть ли не на милю растянулись резчики по камню и цветочницы со своим товаром — бесконечная цепь надгробий, ждущих покойников, и венков, ждущих плакальщиков.
Мартинс не предполагал, что этот заснеженный парк, куда он явился на последнее свидание с Лаймом, так громаден. И являться на это свидание без точно обозначенного места встречи было равносильно тому, как если бы Гарри оставил записку: «Встретимся в Гайд-парке»,— не указав определенного места между статуей Ахиллеса и Ланкастерскими воротами: длинные, обозначенные буквами и цифрами ряды могил расходились в стороны, будто спицы огромного колеса; они с таксистом ехали с полмили на запад, потом полмили к северу, потом свернули к югу.
...Снег придавал громадным, помпезным фамильным памятникам комичный вид: снежный парик косо сползал на лицо ангела, у святого росли густые белые усы, а на голове у бюста высокопоставленного гражданского служащего Вольфганга Готтмана был пьяно заломлен снеговой кивер. Даже это кладбище было разделено на зоны между державами: советская зона была отмечена громадными статуями вооруженных людей, французская — рядами безымянных деревянных крестов и старыми обвисшими трехцветными флагами. Потом Мартинс вспомнил, что Лайм был католиком, и вряд ли его станут хоронить в английской зоне, которую они сейчас тщательно прочесывали. Поэтому они поехали назад через центр леса, где могилы залегли под деревьями, словно волки, сомкнувшие заиндевелые ресницы в тени елей и сосен. Вдруг из-за стволов появились с тележкой трое в странной, черной с серебром, униформе восемнадцатого века и треугольных шляпах, перебрались через один из могильных холмиков и скрылись снова.