Джулиан взял ее за руку и, глядя в глаза, заявил:
— Моя мать должна знать всю правду об Энтони. Только тогда она будет молчать.
Перед дверью в Голубую гостиную они остановились. Хлоя вздохнула и тихо сказала:
— Да, вероятно, вы правы. И дело не только в Энтони. Ваша мать очень горюет, Джулиан.
Граф отвел глаза, и она спросила:
— Может, мне пойти первой… и подготовить ее к встрече?
— И как вы собираетесь ее подготовить? Что вы ей скажете? «Миледи, сейчас в комнату войдет ваш сын, которого вы считали покойником». Сомневаюсь, что такими словами можно ее успокоить.
С трудом удержавшись от комментариев, Хлоя спросила:
— А в обморок ваша матушка не упадет, когда увидит вас?
— Раньше за ней такого не водилось, но как знать? Может, на этот раз и упадет. В конце концов, я никогда не слышал, чтобы она ругалась. Но как выяснилось, ругается. И вы тоже, не так ли?
— Но я… я была в шоке. И она также, наверное. Что ж, думаю, можно войти. Только я пойду первая, если не возражаете.
Джулиан кивнул и отступил в сторону — чтобы его не было видно на пороге, когда Хлоя войдет. Он вдруг понял, что с нетерпением ждет встречи с матерью. Весь прошлый год он избегал ее, боясь сочувствия и неодобрения, а в последнее время вообще старался не появляться в тех местах, где мог встретиться со своими ближайшими родственниками. Причиной такого поведения, как он вынужден был признать, был стыд. Даже одурманенный парами виски, он сознавал, что ведет себя скверно и разбивает матери сердце. Джулиан полагал, что со временем смог бы вытащить себя из болота, в котором увязал, хотя бы потому, что причинял боль этой доброй женщине. И то, что он собирался сказать ей сейчас, тоже могло ее опечалить. Его мать никогда не любила Беатрис, однако он сомневался, что мать знала всю правду. Едва ли она могла представить, что женщина, на которой женился ее сын, столь порочна. К счастью, мать и Артура не слишком жаловала, а вот преступления против Кенвудов и позорное пятно на семье могли очень ее огорчить. И уж если бы она узнала о том, что брат ее покойного мужа и невестка пытались убить ее внука, пришла бы в отчаяние.
И все-таки он должен был рассказать ей всю правду. «Да, я должен рассказать ей все», — решил Джулиан — и вздрогнул в удивлении, услышав довольно крепкое ругательство, произнесенное голосом его матери. Очевидно, он знал о ней далеко не все. Наверное, она была не такой уж слабой и ранимой…
Решив, что дал женщинам достаточно времени для обмена «любезностями», Джулиан вошел в комнату и осторожно прикрыл за собой дверь.