— Вы сами до этого додумались или тетушка помогла?
— Не оскорбляйте мою тетю. Она богобоязненная женщина и никогда не станет впутываться ни в какие суеверия. А вы посланник Антихриста, который отвращает моего мужа от истинной веры. Вы угроза для него и для всей семьи. А я не хочу жить в вечном страхе, постоянно ждать, что в один прекрасный день сюда явятся сыщики, уведут Алена и бросят в застенки, а может, и вообще сделают меня вдовой. Вы что же, считаете, что такого быть не может?
Иеремия как раз считал, что вполне может, посему промолчал.
— Наверное, не мне это решать, а моему мужу, — невозмутимо продолжала Энн. — Я ему не указ. А вот вас я могу заставить убраться отсюда подобру-поздорову.
Иеремия, уловив намек, недоверчиво посмотрел на нее.
— Если вы не съедете, я тут же сообщу в муниципалитет, и вас силой выселят.
Какое-то время оба молчали. Иеремия будто онемел. Он пытался разобраться, что это — пустые угрозы или вполне серьезное предупреждение, но чутье подсказывало ему, что эта особа не остановится ни перед чем в стремлении защитить свой очаг. Да еще при такой советчице, как тетушка Элизабет.
— Я ничего против вас не имею, сэр, — уже гораздо мягче произнесла Энн. — Но хочу, чтобы вы уехали отсюда и оставили в покое моего мужа, чтобы он смог стать на верный путь.
— Что взбрело в голову этой окаянной бабе?! Как осмеливается она шантажировать вас? — Черные глаза Аморе гневно сверкали. — С каким удовольствием я влепила бы этой наглой дуре пару хороших затрещин.
— Миледи, я попросил бы вас все же следить за своей речью. Иначе мне придется прямо сейчас исповедовать вас, — строго произнес Иеремия.
Иезуит разыскал леди Сен-Клер в ее покоях в Уайтхолле, чтобы поставить в известность о своем решении сменить местожительство.
— Вы не представляете, как я вам сочувствую, святой отец, — оправдывалась Аморе. — Но меня приводит в бешенство, когда кто-нибудь вот так, ни с того ни с сего, подвергает вас опасности. Что вообразила себе эта грязная потаскуха…
— Миледи!
— Прошу прощения, святой отец. Больше себе подобного не позволю.
У Иеремии вырвалось нечто похожее на стон.
— Миледи, я уже говорил вам, как мне досадно сознавать, что вы все-таки решили вернуться ко двору?
Аморе скривилась. В данный момент ни ей, ни остальным придворным дамам нельзя было поставить в вину хотя бы страсть разодеваться в пух и прах, ибо ныне двор английский пребывал в скорби по королеве Португалии, матери королевы Екатерины. И большинство дам появлялись в свете в скромных, без каких-либо украшений, черных платьях. Не была исключением и Аморе, хотя и не выглядела столь уныло, поскольку ее безупречная кожа, не нуждавшаяся ни в румянах, ни в белилах, независимо от туалета превращала ее в красавицу.