В то время, когда я обращал внимание на все эти детали, в конце веранды показалась Мари, сопровождаемая Эрнаном Перейрой. Увидев меня, она побежала к моей кушетке с распростертыми руками, словно собираясь обнять меня. Затем, казалось, вспомнив о чем-то, она внезапно остановилась возле меня, покраснела до корней волос и сказала смущенным голосом:
— О, хеер Аллан, — она никогда в жизни не обращалась ко мне до этого так. — Как я рада видеть вас вне дома! Как вы себя чувствуете?
— Очень хорошо, благодарю вас, — ответил я, кусая губы, — и поскольку вам это стало известно, вы, очевидно, и пришли проведать меня?…
Уже в следующее мгновение я пожалел об этих словах, ибо заметил, что глаза Мари наполнились слезами, а грудь задрожала от чего-то, подобного рыданию. Однако, прозвучал ответ не Мари, а Перейры, потому что в тот момент я понял, что говорить она была не в состоянии.
— Мой славный мальчик, — сказал он напыщенным, покровительственным тоном по-английски, — а этот язык он, очевидно, знал превосходно, — я полагаю, что у моей кузины было множество различных дел на протяжении последних дней, чтобы еще бегать смотреть на царапину на вашей ноге… Однако, я был рад услышать от вашего достойного отца, что с царапиной уже почти все хорошо и вы вскоре будете способны опять играть в игры, свойственные детям вашего возраста…
Теперь пришел мой черед лишиться способности говорить и наполнить глаза слезами, слезами ярости при одной только мысли, что я еще так слаб… Но за меня ответила Мари.
— Да, кузен Эрнан, — сказала она холодным тоном, — благодарение Богу, хеер Аллан Квотермейн скоро опять сможет играть в игры, такие кровавые игры, как оборона Марэсфонтейна с восемью людьми против всей орды Кваби. Тогда пусть небеса помогут тем, кто станет перед дулом его ружья, — и она бросила многозначительный взгляд на насыпь, покрывавшую убитых кафров, многих из которых, — и это факт, — убил именно я…
— О! Никакой обиды, никакой обиды, Мари, — сказал Перейра своим спокойным, красивым голосом. — Я не хотел посмеяться над вашим юным другом, который несомненно такой же храбрый, как и все англичане и который хорошо дрался, когда ему представилась счастливая возможность защищать вас, моя дорогая кузина. Но между прочим, да будет вам известно, он не единственный, кто может правильно держать ружье, как, видимо, думаете вы, и я буду счастлив доказать ему это в дружеской манере, когда он будет чувствовать себя более сильным.
При этих словах он выступил вперед на шаг и посмотрел сверху вниз на меня, а затем добавил с улыбкой: