— Всемогущий! Я боюсь, что этого теперь никогда не будет, ведь этот парень выглядит так, что его любой мог бы одним дуновением поднять в воздух, как перышко…
Я ничего не сказал в ответ, а лишь полчаса смотрел на этого высокого, красивого мужчину, стоявшего надо мной в своем изящном костюме, — а надо сказать, что он был пышно одет по последней моде, — с его прекрасным цветом лица, широкими плечами и пышущей здоровьем и энергией физиономией. Мысленно я сравнивал его с собой, каким я стал после потери крови и горячки, несчастным, похожим на крысу парнем, со щетинистыми бурыми волосами на голове и жидким мохом только на подбородке, с руками как щепки и грязным одеялом вместо одежды. Как мог я равняться с ним в любом отношении? Какие шансы были у меня против этого богатого хвастуна, который ненавидел меня и всю мою расу, и в чьих глазах даже после выздоровления я буду ничем иным, как лишь ребенком?
И, однако… и, однако, когда я лежал там, униженный и осмеянный, ответ сам пришел в мой мозг и я почувствовал, что какой бы ни была моя внешность, — духом, решимостью, смелостью и ловкостью, короче, всем тем, что создает мужчину, я был выше, чем Перейра. Да, и с помощью этих качеств, пусть я и кажусь несчастным и хилым, в конце концов я побью его и завоюю любовь Мари!
Таковы были пробегавшие в моем мозгу мысли и, я думаю, что кое-что из их течения связывалось с мыслями Мари, которая часто могла прочесть то, что творилось в моем сердце до того, как мои губы скажут это… Во всяком случае ее поведение претерпело изменение. Она как-то подтянулась. Ее тонкие ноздри расширились, а черные глаза приобрели гордое выражение, когда она склонила ко мне голову и прошептала таким низким голосом, что, пожалуй, лишь я один уловил ее слова:
— Да, да, не бойся, Аллан…
Перейра снова заговорил (в этот момент он отвернулся и стучал огнивом, чтобы раскурить свою большую трубку).
— Между прочим, хеер Аллан, — сказал он, — у вас очень хорошая кобыла. Она, говорят, преодолела расстояние между миссией и Марэсфонтейном в удивительно короткое время, что, оказывается, совершил также и ваш чалый. Я вчера опробовал ее и после галопа делал с ней некоторые упражнения. Хоть я и не уверен, что она соответствует моему весу, все же я куплю ее…
— Кобыла не продается, хеер Перейра, — ответил я, — и я что-то не припоминаю, чтобы я давал кому-нибудь разрешение упражняться на ней.
— Нет, разрешил ваш отец, или этот безобразный готтентот дал такое разрешение. Я уже забыл — кто. А что касается того, что она не продается, то почему же?… В этом мире все продается за соответствующую цену… Я дам вам… послушайте, что значат деньги, когда их много? Я дам вам сто английских фунтов за кобылу, но не считайте меня дураком! Я имею в виду получить их назад и даже больше, отправив ее на скачки на Юге. Ну, что вы скажете теперь?