— И куда вы собираетесь ехать? — спросил я.
— Я полагаю, что по направлению к большому порту, называемому Делагоа Бей, где управляют португальцы. Мой кузен Эрнан, сопровождающий нас, — она слегка задрожала в моих объятиях, — наполовину португалец. Он сказал бурам, что у него там есть родственники, написавшие ему массу прекрасных обещаний, утверждая, что они предоставят нам прекрасную землю для жительства, куда за нами уже не смогут потянуться англичане, которых он, Перейра, и мой отец страшно ненавидят.
— Я слышал, что там малярийный вельд и что вся страна кишит свирепыми кафрами, — сказал я со стоном.
— Вполне вероятно. Я этого не знаю и не опасаюсь. В конце концов, эта идея зародилась в голове моего отца, хотя, конечно, обстоятельства еще могут все изменить. Я попытаюсь уведомить тебя, Аллан, если же я не смогу, то, быть может, ты сам сможешь это разведать. Потом, потом, если мы оба будем живы, и ты будешь еще питать любовь ко мне, когда я стану совершеннолетней, ты присоединишься к нам и, что бы они не говорили и не делали, я выйду за тебя замуж и ни за какого другого мужчину. Если же я умру, что свободно может случиться, о… Тогда моя душа будет охранять тебя и ожидать до тех пор, пока ты не присоединишься ко мне под крыльями Всевышнего. Смотри, уже рассветает. Я должна идти… Прощай, моя любовь, моя первая и единственная любовь, пока в жизни или в смерти мы не встретимся снова, а встретимся мы обязательно…
Мы еще раз прильнули друг к другу и поцеловались, шепча какие-то ласковые слова, а затем она вырвалась из моих объятий и убежала. О! Когда я услышал звук ее шагов, замиравший на росистой траве, я ощутил, что мое сердце как будто вырывается из груди. Я много страдал в жизни, но я не думаю, чтобы когда бы то ни было я испытал более горькую боль, чем в тот час моего расставания с Мари.
Ибо, когда все сказано и сделано, какая еще может быть радость сильнее радости чистой первой любви и какая горечь бывает сильнее горечи ее потери?..
Через полчаса цветущие деревья Марэсфонтейна уже остались позади нас, а впереди замаячил выжженный вельд, черный, как ставшая для меня жизнь…
Двумя неделями позднее Марэ, Перейра и их компаньоны — небольшой отряд примерно до двадцати мужчин, тридцати женщин и детей, а также человек пятьдесят полукровок и готтентотов в качестве эскорта, отправились в переселение из своих домов в дикие края. Я ехал верхом до гребня Столовой горы и наблюдал за длинной колонной фургонов, один из которых скрывал Мари, двигавшуюся на север по вельду, на расстоянии около мили от меня, внизу.