— Это великий подвиг, — сказал Анри Марэ, вынимая трубку изо рта, ибо среди привезенных мною товаров был и табак. — Но… скажи мне, Аллан, почему сделал ты все это ради спасения того, кто так невежливо обошелся с тобой?
— Я это сделал ради той, которая всегда обращалась со мной вежливо, — и я кивнул в сторону Мари, занятой мытьем посуды на некотором расстоянии от нас.
— Я понимаю, Аллан… Но ведь ты знаешь, что она обручена с другим…
— Я знаю, что она обручена со мной и ни с кем другим, — горячо ответил я, добавив:
— Умоляю, скажите, где этот другой? Если он жив, то почему я не вижу его здесь?
— Нет, его здесь нет, — ответил Марэ странным голосом. — Правда то, что Эрнан Перейра оставил нас за две недели до того, как прибыл сюда ты. У него оставалась лошадь и он с двумя принадлежавшими ему готтентотами поехал назад по тропе, по которой мы сюда прибыли, чтобы попытаться найти помощь. С того времени мы ничего о нем не слышали.
— Действительно, странно… А как же он предполагал найти по дороге пищу?
— У него было ружье, вернее, у всех троих были ружья и около сотни патронов, которые избежали действия огня.
— С сотней патронов, экономно их расходуя, ваш лагерь мог бы быть обеспечен пищей в течение месяца, а может быть и двух, — заметил я. — Однако он ушел прочь со всем этим снаряжением, чтобы найти помощь?
— Это именно так, Аллан… Мы умоляли его остаться, но он не хотел… И кроме всего, ведь патроны являлись его личной собственностью… Вне всякого сомнения он думал, что поступает как можно лучше, в особенности поскольку Мари не чужая для него, — добавил многозначительно он.
— Ладно, — ответил я, — но ведь, кажется, это я оказал вам помощь, а не Перейра. Также, между прочим, минхеер, я принес вам деньги, снятые моим отцом с вашего счета, и каких-нибудь 500 фунтов моих собственных денег, или вернее то, что осталось от них в товаре и золоте… Кроме того, Мари не отказывает мне. Скажите тогда, кому из нас она принадлежит?
— Должно бы казаться, что тебе, — медленно сказал он, — потому что ты проявил себя таким верным и не будь тебя, она лежала бы теперь там, — и он указал на могильные холмики, покрывавшие кости большинства участников экспедиции. — Да, да, казалось бы, что она должна быть твоей, кто дважды спас жизнь ее, а один раз также и мою…
Теперь я думаю, что он заметил на моем лице радость, которую я не мог скрыть, ибо он тут же торопливо добавил:
— Однако, Аллан, несколько лет назад я поклялся на Священной Книге перед Богом, что никогда по моей воле моя дочь не выйдет замуж за англичанина, будь он даже самым лучшим из всех англичан… К тому же, как раз перед выездом из Колонии, я снова поклялся в присутствии ее и Эрнана Перейры, что не отдам ее замуж за тебя, так что разве я могу нарушить мою клятву, не правда ли? Если бы я это сделал, добрый Бог отомстил бы мне…