5 декабря 1918 года. Вятка.
В Вятку поезд прибыл около семи утра. Я проснулся в шесть часов, часть неуемной энергии Троцкого видимо передалась мне, я просто не смог спать дальше. Мозг моментально включился в работу, и я начал обдумывать дальнейшие действия. За ночь информация «переварилась» и теперь думалось легче. Чувствовал я себя на удивление прекрасно. Умывшись и одевшись, вызвал секретаря и назначил совещание на семь тридцать утра.
Выслушал срочные доклады и донесения, отдал необходимые указания. В этом мне опять помогала память Троцкого.
После совещания необходимо было ехать на митинг и, что самое главное, выступать на этом митинге.
Я не мог в полной мере полагаться на главный дар Троцкого — способность воздействовать на своих слушателей эмоциональными речами. Я не был уверен, что мне удастся «спуститься к толпам перепуганных солдат, и вылить на них потоки страстного красноречия». Лев Давидович постоянно выступал перед красноармейцами. И не только он, тридцать семь агитаторов, которые его повсюду сопровождали, тоже постоянно выступали на митингах, агитируя войска.
Помочь могло только одно. Я знал, что Троцкий превращал свои выступления в драматические спектакли, которые надолго запоминались солдатам. Ритуал выступлений сложился после Казани и оставался неизменным во время всей Гражданской войны.
Он был таков.
Как правило, Троцкий опаздывал к назначенному сроку своего появления на сцене. Когда беспокойство, вызванное отсутствием оратора, накапливалось до предела, Троцкий врывался на сцену в сопровождении ординарца. В черном кожаном плаще, имевшим покрой офицерской шинели, он быстрыми шагами подходил к краю сцены, резким движением обеих рук распахивал шинель и на мгновение замирал. Сидящие в зале видели в свете лучей красную подкладку шинели, фигуру человека в черной кожаной одежде, выброшенный вперед клок бороды и сверкающие стекла пенсне. Гром аплодисментов и крики приветствий были ответом на эту мизансцену.
Обращение Троцкого к «демоническому», «мефистофельскому» образу отвечало, как он считал, эстетике революции, эстетике беспощадного разрушения старого мира. И в этом он, несомненно, был прав. Это образ импонировал определенным настроениям собравшихся бойцов, отправлявшихся в «последний, смертный бой», чтобы разрушить «весь мир насилья» и уничтожить, соответственно, все, что мешает создать наш новый мир международного братства, в котором кто был ничем, тот станет всем.
Главное с чертовщиной не переборщить.
Основной упор надо делать на русский патриотизм, помнить, что обращаешься к простым красноармейцам, и говорить то, что хотят услышать собравшиеся, простыми словами и превращать настроения собравшихся на митинг красноармейцев в яркие фразы-лозунги.