Подскакав к лесу, Гойтемир спрыгнул на землю и, забыв о своем возрасте, побежал к ближайшему пню… Подошел ко второму… Провел рукой по комлю третьего великана и, стиснув зубы, пошел назад. Он понял, что произошло. Ведь в городе его, а вместе с ним и других старшин только что предупредил пристав о том, что уже во многих местах горцы, протестуя против решения правительства, рубят отнятые в казну леса.
Не заезжая домой, Гойтемир снова поехал во Владикавказ.
Возвратился он через два дня с помощником пристава и конвоем.
Сход собрали около Гойтемир-Юрта. Людей усадили прямо на землю. Перед ними выстроились конвойные с берданками за плечами. Наконец из замка Гойтемира показался сам помощник пристава в сопровождении хозяина. Помощник был худой, высокий, сутуловатый, с поблекшими глазами. Всей своей фигурой и даже походкой он удивительно походил на соседа Гарака — Пхарказа. И это не осталось незамеченным.
— Поглядите, — выкрикнул кто-то, прячась за чужие спины, — какой же это пристоп?[48] Это же нашего Пхарказа привели, только с погонами!
Народ принял шутку дружным смехом. Только старики из первых рядов да сам Пхарказ сделали вид, что ничего не слышат. Когда пристав приблизился, они поднялись. За ними поднялся весь сход. Кто бы он ни был, но пристоп был гостем, и с ним поздоровались.
Долго ругал он их. Называл бездельниками, бунтарями и обещал Сибирь и ссылку всем непокорным. Но за порубку, кажется, не собирался никого наказывать. Он не мог поверить Гойтемиру, что столько леса можно было положить за двое суток, и подозревал самого старшину в соучастии. А когда пристав попытался узнать зачинщика, то даже Хасан-мулла увильнул от ответа, зная об уговоре за донос «отрезать язык».
Мулла сказал, что целую неделю не был дома, ездил в Назрань к родственникам и ничего не знает.
— Бунт! Сговор! Вы знаете, чем это пахнет?! — снова начал стращать собравшихся полицейский. — Вы забыли поход барона фон Розена? — Он указал плеткой на руины сожженных аулов. — Этого мало вам? Мы не позволим!
И когда его визгливые причитания надоели собравшимся, все тот же голос, что и прежде, снова крикнул из задних рядов:
— Пхарказ, успокой своего брата! А то он до грыжи докричится!..
И снова раздался дружный смех.
Пхарказ встал и обернулся:
— У твоей матери с тех пор, как она тебя, дурака, родила — грыжа!
— Собачий сын! А ну, выйди!
И случилось так, что в это время Пхарказ очутился почти рядом с помощником пристава.
— Два Пхарказа! — снова раздалось из толпы.
И тогда поднялся неудержимый хохот.
Старики вскочили, замахали палками, затрясли бородами, призывая народ к тишине.