Следует подчеркнуть, что эти положения полностью согласуются с духом эволюционной теории, где всесторонне обоснован вы->ВоД о развитии более сложных синдромов психической деятельности на базе более простых, их своеобразной «вложенности» и диалектическом включении; постоянном неявном присутствии низ-
13
ших, глубинных уровней мышления и сознания в высших, сложнейших их уровнях [65, с. 83—85]. (Обзор и библиографию работ, развивающих концепцию Л. А. Орбели и И. П. Павлова, см. [90, с. 4-17]).
Таким образом, в развитии измененных состояний сознания наблюдается как бы своеобразное отражение, преломление в другой обстановке закономерности, разработанной в естествознании в виде зависимостей Мюллера — Геккеля —Северцова, согласно которой индивидуум в ходе своего развития повторяет в основном историю развития своего вида. Будучи явлением социальным, язык каждого человека функционирует неотделимо от языка всего социума. В то же время материальным носителем языковой способности индивидуума является мозг, накапливающий и творчески перерабатывающий поступающую в процессе речевой деятельности языковую информацию и одновременно благодаря своему существованию делающий возможной эффективную языковую коммуникацию в процессе осознанной целесообразной деятельности. Неразрывная связь мозга со всеми остальными функциональными структурами организма позволяет предположить, что в ходе диссолюции сознания можно после распада генетически молодых структур наблюдать более древние слои языка. Подобно тому как на поздних ступенях диссолюции остаются простейшие рефлексы, обычно скрытые в составе более сложных (например, принятие «позы эмбриона»), так и в языке возможно сохранение самых основных, наиболее рано приобретенных при речевом общении связей и структур. Разумеется, будучи свойством мозга как высокоорганизованной материи, психическое не сводится к протекающим в нем физиологическим процессам. Однако рефлексы являются сами по себе сложной формой отражения действительности, основой мышления и переходным звеном к нему от низших физиологических функций.
Методологически правильным поэтому было бы ожидать со- , хранения существенных фило- и онтогенетических особенностей рефлекторной деятельности и в таких сложных формах, как языковое мышление и речь. Следует заметить, что гипотеза о качественном единстве онтогенеза и филогенеза языка, обсуждаемая в лингвистике еще со времен А. Шлейхера, в общем расценивается как методологически непротиворечивая [52, с. 103; 128]. Другое дело — то, что непосредственно, в экспериментальных условиях и в чистом виде, наблюдать глубинные, архаичные уровни языка ученым пока не приходилось, то есть отсутствовала практическая верификация этой гипотезы [28, с. 257]. С нашей точки зрения, решающую роль здесь должно сыграть наблюдение языка при измененных состояниях сознания.