— Нинель! — кричит Митюков, — где мой малахитовый портсигар?
— Под боа! — ответно кричит Нинель.
— А акции “Сони”?
— В чемоданчике из крокодиловой кожи! — отвечает Нинель как-то мягко, воркующе. Любит она Митюкова. Когда же Митюков нищий был, — избивала его нещадно, морила голодом.
А теперь-то что не жить Митюкову?!
На ужин змеючек водяных — угрей лопает, два краника у него на кухне, из одного крепленое винцо льется, из другого сушнячок, для опохмелочки.
Верующим стал Митюков.
Ночью выходит он на площадь Красную, да как хлопнется на колени, там где погрязнее, чтобы гордыню свою смирить, на Кремлевских орлов молится.
— Благодарствую! — шепчут Митюковские губы.
…Скоро у нас все в стране станут такими же богатыми, как Митюков. Скоро во всех ваннах озорно заплещутся острорылые осетры. Скоро по все коридорам запрыгает веселая птица какаду.
— Нинель! — кричит Митюков, — где мое портмоне из турецкого сафьяна?
От избытка радости кричит Митюков, ответ-то ему известен.
— В собольем полушубке! — из дальней комнаты откликается жена, а потом заблудится и аукает:
— Ау, Митюков!
— Ау, Нинелюшка! — отзывается Митюков, а у самого слезы на глаза наворачиваются, слезы умиления.
“Последним шакалом был, — вспоминает Митюков, — а теперь-то, теперь…”
— Ау-у! — из дальней комнаты кричит жена.
“Только бы на гетер моих не набрела”, - с легкой тревогой думает Митюков, сам же кричит светлым голосом:
— Ау-у!
— Гу-гу! — сыто гогочет птица какаду, озорно цокая коготками по золоту паркета.
Капсула 5. СПАСАТЕЛИ СОЛНЦА
Однажды вечером, носильщик Казанского вокзала Александр Державин, принимая ванну у себя дома, прочитал в популярном журнале статью о гибели Солнца.
Обнаженный Державин выскочил из водной купели и заметался по просторной, “сталинской” квартире.
— Если Солнце погаснет, то и нам каюк! — горячечно шептали Державинские губы. — Амба!
Державин запахнулся в просторный махровый халат с надписью на спине по-китайски “Куриные окорочка” и выскочил на лестничную площадку.
Направо от Державина жил банкир Янтарский. Державин смело нажал на кнопку звонка. Телекамера считала перекошенное лицо человека. Охрана дала “добро”.
— Ну, чем порадуешь? — приветствовал носильщика банкир.
В одной руке он держал сочащийся жиром, зажаренный бараний бок, а в другой — копченого сига.
— Солнце гибнет! — сказал Державин, облизывая пересохшие губы.
— Ух ты, — удивился банкир и откусил большой кусок от бараньего бока.
— А за ним всем — амба! — фистулой взвизгнул носильщик.
— И мне, то есть?
— Всем!
— Мама! — прошептал банкир.
Янтарский повернулся, и не говоря ни слова, пошел в свою каминную залу. Его сопровождали дюжие охранники, шуты в спецкостюмах, приживалы с благодарными лицами, голые представительницы многих земных континентов. Двинулся за Янтарским и Державин.