Это был второй раз, когда я увидел ее такой: в свежей белой курте и пайджаме, в которых она спала, ее волосы свободно падали на плечи, а кожа светилась. Физз могла бы сойти со страниц этих красочно иллюстрированных сказочных историй, которые мы читали, когда были детьми — курта и пайджама вместо белого развевающегося платья. Она была прекрасней, чем когда-либо.
— Где? — спросил я.
— В доме полно людей, — покачала она головой. — Они все сейчас проснутся и спустятся вниз.
Физз была необычно спокойной. Это была еще одна вещь, которую я узнал о ней за эти годы. Она обычно не нарушала правил, не делала смелых утверждений, ее просто искренне не волновали обычаи и мнения других людей.
— Здесь должна быть пустая комната, — сказал я. И добавил, глядя на мальчика: — Где я смогу объяснить тебе содержание книги.
— И ему? — спросила Физз.
— Брюс Ли, иди сюда, — велел я.
Я отвел его в угол комнаты.
— Хорошо, я расскажу тебе эту хитрость. Иди прямо сейчас, сядь на горшок, заткни уши пальцами и громко скажи: «Лииииииии». Повтори это сто один раз. Затем проверь. Если жвачка не вышла, повтори это еще сто один раз.
Мальчик ушел, вернув шарик из жвачки обратно в рот.
— Куда ты послал его? — спросила она.
— Попрактиковаться в кун-фу.
Я осмотрелся. В комнате было множество безделушек, как в любой гостиной у индусов среднего класса: пластиковые цветы, керамические фигурки богов, слоны из сандалового дерева, выстроившиеся в ряд, потертая мебель, семейные фотографии в грубых рамках. Я огляделся вокруг в поисках выхода. Здесь было слишком много дверей. Это была центральная часть дома. Нам нужно было уйти отсюда. Мне до смерти хотелось обнять ее, вдохнуть ее запах за ухом.
— Где спальня твоей тетушки? — спросил я.
Ее лицо покраснело. Момент сумасшествия был близок. Так всегда было с нами, когда мы были рядом. Чаще всего мы даже не могли разговаривать. Необходимость прикоснуться друг к другу заслоняла все.
— Прямо здесь, — сказала она, показав кивком головы на дальнюю стену.
Через минуту мы оказались в комнате тетушки, я запер дверь и притянул ее к себе. В комнате было темно, мой рот касался ее тела. Ее белая хлопковая одежда хрустела и была очень тонкой на ощупь. Я был твердым и безумным в любви, она была влажной и невероятно красивой, наши руки были гончарами, а плоть — глиной. Снаружи раздались голоса, Физз оказалась на краю кровати, я мог ощутить ее любовь, попробовать на вкус, услышать ее. Моя любовь стремилась к ее любви, я был там, откуда был родом, где хотел жить и умереть. Весь мир сосредоточился в этом прикосновении кожи, весь мир — в этом скольжении двух тел. Вселенная была влажной и твердой, вселенная была очагом и источником движения, вселенная скользила и извергалась. Мир заканчивался, заканчивался и закончился.