Это было странное и печальное воемя. И я отвратительно вел себя.
Физз старалась изо всех сил. После нескольких нападений и дурного настроения, отступлений и злости (все это ни к чему не привело: я стал холодным, как рыба) она начала пытаться. Пытаться наладить связь со мной, пытаться рассмешить меня, пытаться соблазнить меня, пытаться понять, что на самом деле происходит. Но если я сам этого не знал, откуда же ей было знать?
Ее попытки только осложнили ситуацию. Ее безумие, ее неприкрытое желание, потому что впервые в жизни я почувствовал к ней отвращение. После того как она оставила меня в покое на несколько месяцев, ожидая, что я приползу обратно (обычно это происходило через несколько дней), ее решительность начала таять. Я, конечно, был благодарен, что меня оставили в покое. Я слышал, как она передвигается по дому. Готовит, убирает, моет ванну, протирает пол, поливает растения, слушает музыку шестидесятых.
Чаще всего Физз включала телевизор, и до меня доносился притворно серьезный тон дикторов, передающих новости. Когда темы разговоров в нашей жизни иссякали, она стала любителем послушать новости. Казалось, что она наполняет внезапно образовавшуюся в ее жизни пустоту бесконечным мусором вселенной. Канал новостей был странным способом почувствовать себя в центре современной жизни. В Пуерто-Рико было землетрясение, и это наполняло ее жизнь смыслом. Какой-то сумасшедший в Америке застрелил детей в Техасе, и эта новость позволяла почувствовать ситуацию изнутри. Какие-то мрачные политики оскорбляли друг друга перед камерой, а зрителю было интересно. Притворная настойчивость голоса диктора, передающего новости, сильно раздражала меня. И Физз использовала новости как колчан стрел, стараясь пробить мою броню.
Она просовывалась через узкую дверь кабинета и произносила:
— В новостях говорят о возможной войне с Пакистаном.
— Индия победит.
— Премьер-министра обвиняют в том, что он берет взятки.
— Леди Ди погибла со своим охранником.
— Супермен пролетает за окном.
— Тебе звонит Деми Мур.
Ток, ток, ток.
Ток, ток, ток.
В целом мире не было такой стрелы, которая могла бы пронзить мой панцирь. Порой, когда я выходил на террасу, чтобы подышать свежим воздухом, я проходил мимо нее, свернувшейся на своем любимом месте в гостиной. Она слушала музыку или безучастно смотрела вдаль, и что-то в этом цепляло меня. И тогда она смотрела на меня печальным взглядом, момент проходил, и я продолжал свой путь.
Когда она впадала в отчаяние, то рылась в поисках старых ключей, надеясь открыть дверь одним из них.