— Дама указывает на небеса, так было модно в те времена, когда писалась эта картина.
— А если вы действительно разбираетесь в живописи, — добавила Джеффриз, — вам обязательно понравится портрет Кота-Мертвеца над камином. — И на этой мрачной ноте дверь распахнулась.
Бен, наверное, увидел полный Кулинаров зал и испытал непреодолимое желание пасть ниц с криком: "Смилуйтесь, всемогущие господа!" Я же увидала всего лишь обыкновенную комнату с резными дубовыми панелями и красными обоями, с бахромчатыми скатертями и рубиновыми лампочками под раскачивающимися абажурами. Кроваво-красные бархатные гардины колыхнулись в стороны от окон, будто открывая вход во владения предсказателя судеб. Воздух был буквально пропитан пылью. Любопытно, какие флюиды обнаружила бы цыганка Шанталь в этой отвратительной комнате? Неужто именно здесь обитают злые силы? Во всяком случае, дурного вкуса в избытке.
На каминной полке стояла бронзовая урна. Любопытно, в ней мусор или же прах Джошуа Менденхолла? С трудом удержавшись, чтобы не заглянуть внутрь урны, я вдруг узрела — о боже! — тот самый, досточтимый портрет Кота-Мертвеца. О мой милый Тобиас, представляю, как завертелся бы ты в своей могилке, узнай, что тебя увековечили в образе окоченевшего трупа!
Я услышала, как Джеффриз пронзительно выкрикивает наши имена. Эх, быть бы мне фунтов на двадцать похудее, не беременной и за пять тысяч миль отсюда! Несколько пар глаз критически разглядывали нас.
— Добрый вечер, меня зовут Бентли Хаскелл, а это моя дорогая жена Жизель…
— Enchantée, mon ami![8] Меня зовут Соланж, а рядом со мной — mon mari[9] Венсан. — Голос был бархатистый и мягкий, как французский шоколад, а владелица его — высокая дама с блестящими, зачесанными на макушку волосами и аристократическими манерами, будто только что сошла с крытой двуколки. Ее приветствие словно рассеяло чары. Бесформенная человеческая масса вдруг зашевелилась и разделилась на живые организмы.
Бен стиснул мою ладонь. С пылающими щеками и потупленным взором (как подобает верующему в священное право королей поварского искусства), он подошел к ближайшему креслу, занятому дамой в брючном костюме тыквенного цвета.
— Быть допущенным на собрание великих Кулинаров — столь огромная честь для меня, что я просто не нахожу слов. Позвольте поблагодарить вас за то, что сочли меня достойным вашего общества и уделили мне частичку вашего драгоценного времени.
Я собралась с духом, нацелившись на огромный рояль в углу библиотеки, дабы сыграть гимн: "Наступил мой звездный час!"
— Как ни печально, но вы ошибаетесь,