Наш джип остановился вторым рядом, шофер выскочил, обежал и открыл дверцу сперва мне, а потом хозяину. Мы выгрузились и прошествовали в заведение.
У входа нас встретил элегантный метрдотель, учтиво поздоровался по имени – не со мной, естественно, а только с Василием – и вызвал официанта, который проводил нас к столику в центре зала, во втором ряду от окна. Надо сказать, народу в заведении было немало, свободных столиков я заметила только два или три, да и свободными они оставались недолго. Контингент, насколько я смогла понять во время короткого дефиле, был примерно тем же, что и в недоброй памяти ночном клубе – несимпатичные мужики в дорогих костюмах, разбавленные прелестными блондинистыми русалками. Все явно были знакомы со всеми. Василий, проходя, здоровался то с одним, то с другим, а русалки посылали ему воздушные поцелуи. Меня же, что неудивительно, окатывали суровыми взглядами прищуренных в скрупулезнейшей оценке глаз, от которых, честное слово, хотелось прикрыться сумкой «Биркин», как щитом.
Я и без того любила свою сумку – она знаменовала собой мою новую жизнь. Можно сказать – почти заменила. Была жизнь, осталась сумка. И я уж точно ценила ее (сумку, а не жизнь) – еще бы, за такие-то деньги. Но теперь, в Москве, я оценила ее стократ. Здесь это было больше, чем деньги, больше, чем новая жизнь. Это явно был Символ. Вроде тайного масонского знака. Только вот я еще не понимала, что конкретно это должно символизировать. Но, усаживаясь за столик, я не стала запихивать сумку вниз, а аккуратно посадила ее на соседнее кресло. Вынудив тем самым Василия сесть не рядом со мной, а напротив. Что тоже было само по себе неплохо. На всякий случай.
На нашем столике стояло несколько цветов в изящной вазочке – очевидно, символизирующих собственно оранжерею. Загадочное название, из-за которого я, можно сказать, тут и оказалась, пока оправдывало только это, да еще плетеные спинки стульев, обтянутых холстиной. Ну и, с натяжкой, большая стеклянная веранда с видом на забитый машинами тротуар. Оглядевшись, я заметила еще несколько букетов на стенах. Ну что ж.
Нам принесли меню. Официант, уже другой, интимно наклонившись к моему спутнику, что-то обсуждал с ним вполголоса. Не иначе, согласовывали напитки. Поскольку я все равно решила ничего спиртного не пить, то и не пыталась вникнуть в эту беседу, а раскрыла кожаную папку со «списком блюдей», то есть меню. С «блюдями», не включенными в список, здесь все, как я уже успела заметить, обстояло отлично.
Меню было, мягко говоря, эклектичным. Набор классических салатов, включая непременный «Цезарь» и креветки с рукколой, какая-то фуа-гра в трюфелях и крутонах, что-то еще непроизносимо французское... И тут же, рядышком, в горячих закусках – драники из кабачков и картошки. Рядом с супом прентаньер мирно соседствовала похлебка из молодого щавеля. Почему-то это было трогательно.