- Поговори с сестрой, Антуан, поговори с ней! Тебя она послушается!
Он бросил в ответ примирительное "ладно", затем, не обращая больше на нее внимания, вышел из комнаты. Она видела его удаляющиеся ноги и ласково следила за ними глазами: Антуан был ее "утешением на этой земле", потому что почти не отвечал на ее слова и никогда ей не противоречил.
Он снова вышел в коридор, чтобы войти в кабинет из прихожей, как будто только что явился.
Господин Тибо был один, с сестрой милосердия. "Значит, Жиз у себя в комнате? - подумал Антуан, - Тогда она должна была услышать, как я пришел... Она избегает меня..."
- Здравствуй, Отец, - сказал он непринужденным тоном, к которому теперь всегда прибегал в разговоре с больным. - Здравствуйте, сестрица!
Господин Тибо приподнял веки.
- А, это ты?..
Он сидел в большом мягком кресле, придвинутом к столу. Голова его, казалось, стала слишком тяжела для плеч, подбородок вдавливался в салфетку, которую сестра повязала ему вокруг шеи, и рядом с его грузным, как бы осевшим телом казались невероятно длинными два черных костыля, прислоненные с обеих сторон к высокой спинке кресла. Верхние стекла, расписанные в псевдоренессансном стиле, бросали радужные блики на колышущийся головной убор сестры Селины и пятна винного цвета на скатерть, покрывавшую стол, на котором дымилась тарелка молочного супа с саго.
- Ну, - сказала сестра.
Она набрала ложку супа, обтерла ее о край тарелки и затем с деланно веселым "гоп-ла!", словно давая соску грудному младенцу, просунула ложку между мягкими губами больного и влила содержимое ему в рот, прежде чем он успел отвернуться. Обе руки старика, лежавшие на коленях, раздраженно задвигались. Его самолюбие страдало, когда другие видели, что он не может есть самостоятельно. Он сделал усилие, чтобы схватить ложку, которую держала сестра, но пальцы, давно уже онемевшие, а теперь еще отекшие от водянки, отказывались служить ему. Ложка выскользнула и упала на ковер. Резким движением он оттолкнул тарелку, стол, сестру.
- Я не голоден, нечего меня насильно кормить! - закричал он, обернувшись к сыну и как бы ища у него защиты. И, ободренный молчанием Антуана, бросил в сторону монахини сердитый взгляд: - Уберите все это!
Сестра, не возразив ни слова, отошла на шаг и скрылась из поля зрения старика.
Больной кашлянул. (Его речь ежеминутно прерывалась сухим, непроизвольным, без малейшего удушья, покашливанием, от которого у него сжимались кулаки и морщились сомкнутые веки.)
- Знаешь, - бросил г-н Тибо таким тоном, точно хотел причинить неприятность врагу, - вчера вечером и сегодня утром меня тошнило!