— Как вы думаете, — спросила Саша, обращаясь сразу ко всем, — ничего страшного не будет? Все… обойдется?
Чернов запустил пальцы в короткие волосы и стал энергично драть кожу.
Ему все меньше и меньше нравилось ее беспокойство.
Почему, черт возьми, Степан этого не видит?! Она озабочена как-то явно преувеличенно, ненатурально, что-то там есть еще, кроме обычного женского страха перед мертвым телом, к которому она, кстати сказать, и не приближалась.
Что же?
В кармане у Степана заверещал мобильный, и он вытащил его, выворачивая подкладку.
— Да.
— Степка! — радостно сказала Леночка. — Ты где?
Сегодня очень плохой день. Совсем плохой. Давно у него не было такого поганого дня. И Леночка, как всегда, точно знает, когда нужно позвонить, чтобы совсем добить его.
— Я на работе, — сказал он хрипло и махнул рукой замам и Саше, чтобы они оставили его одного. Разговаривать с Леночкой прилюдно он так и не научился. Замы задвигали стульями, загрохотали по хлипкому полу ботинками. Проскрипела фанерная дверца. Проскрипела и затихла, приглушив голоса и создав видимость уединения.
— Зачем ты звонишь? — спросил Степан. — Деньги кончились?
— И деньги тоже кончились, — засмеялась Леночка, — ты мой хороший, ты все отлично понимаешь!
— Понимаю, — согласился Степан.
— Ты чего не приезжаешь, Степа? Я скуча-аю, пла-ачу, жду-у…
— Плачешь? — переспросил Степан, и она опять засмеялась.
Как же его угораздило когда-то жениться на ней?!
— Конечно, плачу, — подтвердила Леночка. — Нет, правда, почему ты не приезжаешь?
— Мне некогда, — выдавил Степан.
Несмотря на то что они давно разошлись, она продолжала считать Степана своей собственностью, как считала собственностью все вокруг, что ей нравилось или было нужно. Или не нравилось и не было нужно, но почему-то хотелось получить.
Наверное, Степан никогда не решился бы расстаться с ней, если бы она не ушла сама. Она порабощала и закабаляла его, безоговорочно и целиком, как лихой татарский воин безоружного славянина, и, чувствуя свое унизительное рабское положение, Степан ничего не мог с этим поделать.
Он продолжал встречаться с ней — правда, довольно редко, раз в месяц, а то и реже. Она была ненасытна и изобретательна в постели, и после секса с ней Степан чувствовал себя так, как будто наелся жирных черных пиявок. Он хотел — и не мог — относиться к ней так же легко и весело, как она к нему.
Он хотел стать таким же, как она — свободным, раскованным, хватающим все, что подворачивалось под руку, никому и ничему не обязанным. По крайней мере в отношениях с ней. И не мог.
Она вышла за него замуж «на спор», как однажды призналась после очередной неистовой ночи, забравшей у Степана все силы. «Господи, неужели ты думал, что именно тебя я хотела получить в мужья! — кричала она в другой раз. — Кому ты нужен, жирный, уродливый мешок с дерьмом! Ты в зеркало-то на себя смотришь, когда бреешься?!»