— Не знаю.
А вот теперь можно и чуть мягче. Го улыбнулась и чуть подалась вперед:
— Не глупи, Алишер, ты пришел ко мне, под мою защиту, ты сделал выбор и знаешь, что тебя грохнут только за то, что ты сейчас сидишь здесь. Поэтому хватит играть в девочку — рассказывай. Кого назвал Мурат?
— Я этого человека не знаю.
— А ты и не должен, теперь это мое дело. Называй имя.
— Стоун.
— Просто Стоун?
— Да. Мурат сказал, что парень безвылазно сидит в лагере «зеленых».
Стоун. В списке зарегистрированных «фармацевтов» такой боец не значился. Либо прибыл инкогнито, либо вообще со стороны.
— Хорошо, разберемся, о чем еще говорил Мурат?
— Сказал, что готовится шумная акция. Что-то связанное с поездом.
— С поездом? — переспросила Эмира.
— Да, — подтвердил осведомитель.
В Кайфограде вокзал отсутствовал, и строить его никто не собирался. А если бы и был, это ничего не меняло: очевидно, что акция «зеленых» будет направлена против Станции, и только против нее. Но идущие на строительство эшелоны надежно охраняются, безы давно приучили всех к мысли, что не потерпят перебоев с поставками, и открывали огонь без предупреждения.
«Десять тысяч одурманенных человек, не забыла? Десять тысяч!»
«Ради одного поезда? Не верю».
— Я рассказал все. — Алишер с надеждой посмотрел на Эмиру. — Теперь поможешь?
Го встала из-за стола.
— Кто-нибудь видел, как ты явился сюда?
— Меня бы убили.
— Логично. — Последовала пауза, во время которой Мирзоев покрылся холодным потом. Но все для него обошлось. — Завтра в Мурманск пойдет наш грузовик. Сядешь в него.
— Спасибо.
— Не за что.
— Будь все проклято!
Бокал полетел в окно. Стекло в стекло, но то, что защищало от улицы, оказалось крепче. В разы крепче. Впрочем, чего еще ожидать от окон Теплого Дома? Бокал разбился, хрустальной мелочью растворился в ковре, но никто из присутствующих даже не пошевелился. Не вздрогнул. Не моргнул. Четверо мужчин смотрели на Патрицию и молчали, признавая ее право на боль.
И на ярость.
— Дьявол!
Слезы душили, подступали к горлу, туманили, но Пэт не собиралась плакать при четверых свидетелях. Потому что слезы — это слишком личное, предназначенное только для друзей. А вот ярость — другое. Ярость понятна всем, даже врагам. Ярость показывает, что Пэт не сдалась.
А потому комнату наполняет еще один крик:
— Дьявол!!
И вот теперь мужчины вздрагивают, поскольку бешеный крик Избранной наводит страх.
— Дьявол!!!
Столько сил, столько власти, а она неспособна сделать то, чего действительно желает! Не может ничего изменить. Руны стекают по рукам, танцуют, водят хоровод, даруют мощь, но что значит мощь, если ты не в состоянии переступить черту? Могучие руны молчат. Они знают, что Пэт готова на все, способна отдать что угодно, лишь бы… лишь бы…