«Все сходят с ума. Чем же Сорок Два лучше?»
Кучка лжецов, захватившая власть над миром, уже давно никого и никуда не ведет. Они не знают, что делать. Они бездумно сжигают ресурсы, превращая Землю в помойку. Они породили чудовищное создание — Мутабор и планируют превратить людей в животных. Ведь животными не нужно управлять, на животных можно охотиться.
Цель выбрана идеально — даже с обычными людьми храмовники держались с заметным высокомерием, а уж к нейкистам и вовсе относились с подчеркнутым презрением. Их легко превратить во врага. Собственно, даже превращать не надо.
Мутабор должен быть разрушен.
Но враги ли они?
«Мы верим в идеи Поэтессы, они — в откровения Милостивого Владыки. Мы идем в авангарде технологий, они лидируют в медицине и генной инженерии. Как получилось, что наука смешалась с верой и начались религиозные войны? Разве это нормально? Или нормально — для людей?»
Саймон запутался.
Да, у храмовников есть «синдин», который необходимо отобрать, потому что «синдин» по Сорок Два — основа Эпохи Цифры, и если храмовники не желают отдавать его мирно, их нужно бить до тех пор, пока не согласятся.
Логично.
Но душа отказывалась воспринимать подобную логику. Хост проговаривал людоедскую цепочку много раз, но так и не поборол отвращения. Вера в правоту Сорок Два постоянно давала сбой.
«Кровь и насилие. Как только у пророка появилась возможность, он тут же принялся насаждать идеи Поэтессы силой. — Саймон почувствовал желание выпить. — Неужели любое движение приходит к этому?»
Крестовый поход раздражал, действия Сорок Два вызывали подозрения, и только одно Хост знал наверняка: он хочет взломать Станцию. Хочет отправиться на это невозможное и смертельно опасное задание. Хочет — и всё. Потому что такой шанс выпадает не просто один раз в жизни — один раз в истории. Потому что память об этом взломе останется в веках. Не будет жить в архивах и документах, а сразу превратится в легенду. Потому что, если он откажется и, может быть, доживет до состояния дряхлой развалины, он обязательно будет задавать себе вопрос: «Почему отказался?» — и станет плакать, не находя ответа. Станет плакать, проклиная не пойми зачем прожитую жизнь. А плакать Хост не любил и не умел. Вот и согласился.
А еще его прельщала возможность оказаться подальше от пророка и развязанной им бойни. Ведь если ты далеко, то создается ощущение, что тебя это не касается. Ты в стороне.
— Привет.
— Привет.
Сорок Два вошел без стука, без предупреждения. В кабинет помощника, как в свой собственный. Пророк, мать его за ногу, великий человек, легко забывший о нормах приличия.