Была моя очередь сказать «Итак?», и мне ничего другого не оставалось, так как я все еще не понимал, как нам удастся поговорить. В ответ папа промолчал и медленно отхлебнул чая. Это тоже нравилось мне в отце: все его движения были медленными и продуманными. Причем так было всегда, сколько я его помню. Вряд ли я когда-нибудь видел его бегущим. Он не из тех, кто движется по жизни бегом. Он, скорее, шел по ней твердой походкой. А вот мне, наоборот, всегда не хватало устойчивости. Я все время шатался, спотыкался, неуклюже продвигаясь по своему жизненному пути, и эта нехватка спокойствия и твердости волновала меня. Мне всегда казалось, что, дойдя до того момента в жизни, когда нужно будет бросить последний взгляд назад, папа сможет сказать себе: «Независимо от того, что я делал, независимо от того, был ли я прав или нет, я, по крайней мере, всегда был спокоен и тверд». А я бы в минуту своего последнего прощания просто съежился бы от стыда.
— Итак, — осторожно начал он. — Как твои дела?
— Ну… — я искал подходящее слово. Я не хотел врать папе после того, как он нашел в себе смелость начать разговор. — Я… в порядке.
Он вздохнул и поглядел на телевизор, который не был даже включен.
— Понимаешь, жизнь — непростая штука, — начал он.
— Да, — негромко сказал я.
— Но она того стоит, — продолжал он, словно отвечая сам себе.
Я кивнул:
— Точно.
Затем папа соединил эти два предложения в одно и сказал:
— Жизнь — непростая штука, но она того стоит.
Он сделал еще один долгий, медленный глоток чая и подождал — это, наверное, было намеком на то, что пора бы и мне внести какой-нибудь вклад в общую беседу, но я и в самом деле не мог придумать ничего в ответ на его мудрые слова. Он все сказал верно, и добавить было нечего.
— Все нормально, папа, — сказал я.
Он поднял глаза от своей чашки чая. Наверное, по законам мужского общения, я должен был отвести взгляд, но я этого не сделал, и мы смотрели друг другу в глаза слишком долго, испытывая неловкость, хотя это заняло всего несколько секунд. Он хотел со мной поговорить. Странно, что и я хотел с ним поговорить. Наверное, если бы все это происходило миллион лет назад и мы были бы первобытными людьми, то, чтобы разрядить возникшее напряжение, нам было бы достаточно убить пару бронтозавров, но сейчас у нас не было другой альтернативы, кроме телевизора.
— Скоро выпуск новостей, папа, — сказал я. — Давай я включу телевизор.
Он улыбнулся, пожал плечами и сказал:
— Как хочешь.
Я включил телевизор, передал ему пульт, поудобнее устроился в кресле, и мы оба начали делать вид, что смотрим новости.