— Я и вправду не знаю, что сказать, мне ее так жалко.
— Такое случается со всеми. — Она слегка пожала плечами и грустно улыбнулась, после чего мы ненадолго снова оказались в объятиях друг друга и помолчали.
— Ну а как ты вообще? — спросил я, когда мы снова стояли и разглядывали друг друга.
— По-моему, мы это уже проехали, Мэтт, — сказала она, сардонически сдвинув брови. — Я в порядке, правда. Все хорошо. — Она прошлась взглядом по бару, до самых дверей. — Сам понимаешь. У всех бывают хорошие и плохие периоды, но сегодня у меня хороший период. — Она улыбнулась. — Ладно, как там в Нью-Йорке, счастливчик?
— Я работаю с компьютерами.
— Что это значит? Ты их делаешь? Ты ими пользуешься? Или носишь на голове? От тебя никогда не добьешься подробностей.
— Это все неинтересно, — сказал я, пытаясь перевести разговор на другую тему. — Правда неинтересно.
— А все-таки?
— Я разрабатываю компьютерные программы для банковских систем. Жутко скучно.
— Но сущности это не меняет, — сказала она доброжелательно. — Если бы не такие, как ты, зарплата приходила бы на мой счет в банке гораздо позже. Очевидно, тогда бы я не тратила ее так быстро, как сейчас. Но все равно, ты скорее помогаешь мне жить, чем мешаешь.
— А ты чем занимаешься? — поторопился я задать следующий вопрос.
— Преподаю рисование.
— Преподаешь рисование? Достойно уважения. Учителя рисования мне всегда нравились больше всех остальных — с их мольбертами и искренним желанием помочь подросткам достучаться до их музы.
Она засмеялась.
— Где ты преподаешь? — спросил я.
— Угадай с трех раз.
— Не в нашей школе?
— В ней самой.
— Странно, наверное?
— Очень. В первый день я вошла в учительскую и подумала, что это какой-то прикол: прямо передо мной сидят — бабах! — мистер Коллинс, мистер Хэйнс, миссис Перкинс и мистер Торн.
— Не говори, дай я сам вспомню, — сказал я, смеясь. — Мистер Коллинс — география, мистер Хэйнс — физика, миссис Перкинс — математика и мистер Торн — английский?
— Почти правильно, — сказала она, тоже смеясь. — Только мистер Хэйнс преподает историю.
— Им всем, наверное, сейчас под миллион лет, потому что, когда мы учились, им уже было по полмиллиона.
— Знаю. И теперь я одна из них.
Мы прервали разговор, чтобы я мог отнести выпивку, которую Гершвин и его друзья уже, наверное, заждались. В этот момент я вспомнил, что Джинни кого-то ждет. Я не стал у нее спрашивать, мужчина это или нет, потому что получилось бы слишком в лоб. Но Джинни, похоже, проявляла ко мне интерес, так же как и я к ней, потому что, когда бармен начал выполнять мой заказ, она задала мне более личные вопросы.