Среди них было не менее 10 000 боеспособных мужчин, остальные — члены семей повстанцев. Всего же с Прикамской Народной армией ушли сорок-пятьдесят тысяч рабочих, членов их семей и других жителей Ижевска и Воткинска.
Утром 8 ноября части Красной армии вступили в Ижевск и начали расправляться с восставшими. В первый же день овладения Ижевским заводом расстреляли около восьмисот рабочих. Некоторые рассказывали, что на площади Михайловского собора расстреляли еще четыреста рабочих, из числа оставшихся в городе.
Кузнецов рассказывал о том, как они отступали к Воткинску, а потом и дальше за Каму, о том, как ижевцы и воткинцы разделились и воевали на разных участках фронта, о солдатах и командирах.
Селиванов вполуха слушал молодого солдата, а сам думал о том, что ему, еще в Вятке, рассказывал один из солдат, который волей судьбы, был очевидцем ижевских событий. Обманывать Антипа, такому же, как и он, крестьянину, никакой нужды не было, а придумать такое на потеху — это надо было очень постараться. Да и зачем? Очевидец сам был одним из участников восстания в Ижевске, но разочарованный и возмущенный режимом террора, установленным властью правых социалистов, ушел из Прикамской Народной армии через полтора месяца после начала восстания в Ижевске, перешел на сторону большевиков, и воевал за них уже как идейный.
Солдат, фамилию его Селиванов не мог вспомнить, рассказывал, что с началом восстания повстанцы сразу начали жестоко уничтожать не только большевистское руководство Ижевска, но и вообще всех представителей и сторонников прежней власти. Издевательствам подвергались даже тела убитых. Например, убитому председателю ревкома Холмогорову один из участников погрома вставил в рот огурец и пнул труп со словами: «Жри, собака, не жалко теперь».
Такая же картина наблюдалась позже и в Воткинске, а также в других заводских посёлках и деревнях Прикамья, где власть брали повстанцы. Арестам подвергались большевики и красноармейцы, а также их родственники.
«Чтобы где ни сказали, или ни сделали, в пользу арестованных, даже за передачу и посылку табаку, и те лица привлекались за сочувствие», — рассказывал очевидец.
Зачастую, вместе с большевиками, расстреливали и их арестованных родственников.
Постепенно репрессии падали на все более широкие слои населения. За недостатком тюремных помещений под временные тюрьмы приспособили баржи. У пристани Гольяны на этих плавучих тюрьмах содержалось около трех тысяч заключённых, примерно столько же заключенных было и в Воткинске, где для их содержания использовался, в том числе Дом Чайковского. Около тысячи арестованных находилось на баржах в Сарапуле.