Берлин, как всегда, главенствовал в мыслях премьер-министра. Ему казалось, что Эйзенхауэр, «возможно, ошибается, предполагая, что Берлин не является важной целью с военной и политической точки зрения». Хотя правительственным департаментам пришлось «по большей части переехать на юг, доминирующим влиянием падения Берлина на немецкие умы пренебрегать нельзя». Черчилля преследовала мысль, что его заподозрят в том, будто и он «пренебрег Берлином и оставил его русским». Он заявил: «Пока Берлин будет в руинах противостоять осаде, как это вполне вероятно, немецкое сопротивление будет стимулироваться. Падение Берлина может ввергнуть почти всех немцев в отчаяние».
В принципе соглашаясь с аргументами своих начальников штабов, Черчилль понимал, что они включили в свои возражения «много второстепенных, лишних факторов». Он указал на то, что доверие американских начальников штабов к Эйзенхауэру очень велико… американцы решат, что, как победоносный Верховный главнокомандующий, он чувствовал жизненно важную необходимость попытки добиться от русских… лучшего контакта между армиями Запада и Востока, и имел на это право». Черчилль боялся, что британский протест лишь обеспечит «американским начальникам штабов… возможности для дискуссии», и ожидал, что они «ответят быстро и находчиво». Что они и сделали.
В субботу 31 марта американские военные лидеры оказали Эйзенхауэру безоговорочную поддержку и согласились с британцами лишь по двум пунктам: Эйзенхауэр должен представить свои подробные планы в Объединенный комитет начальников штабов, а дополнительные детали, сообщенные Дину, следует придержать.
С точки зрения американских начальников штабов, «битва за Германию находится сейчас в той стадии, когда полевой командующий лучше всех рассудит, какие средства быстрее приведут к уничтожению немецких армий и их способности к сопротивлению… Генералу Эйзенхауэру следует и далее свободно связываться с главнокомандующим Советской Армией». Для американских военных руководителей существовала только одна цель, и она не включала политические компенсации. «Единственная цель, — говорили они, — это скорая и полная победа».
И все же спор был далек от завершения. В Реймсе усталый Эйзенхауэр снова и снова объяснял свою точку зрения. Днем, выполняя инструкции Маршалла, он послал в Объединенный комитет начальников штабов длинное и детальное изложение своих планов. Затем он телеграфировал в Москву и приказал Дину не раскрывать Сталину дополнительную информацию, присланную из штаба Верховного главнокомандования союзными экспедиционными силами. После этого он заверил Маршалла в очередном послании: «Вы можете быть уверены, что в будущем телеграммы, которыми я обмениваюсь с военной миссией в Москве, будут дублироваться для Объединенного комитета начальников штабов и британцев». И наконец, Эйзенхауэр добрался до призыва Монтгомери, прибывшего почти сорок восемь часов назад, на который он до сих пор не ответил.